Учитывая, что Шарль спотыкается, кренится и едва не падает, на преодоление этих пролетов, кажется, уходит вечность. Только Шарлю показывают комнату, он, как подкошенный, обрушивается на незастеленную кровать и мгновенно засыпает.
— Не очень-то он умеет пить, — замечает Берта.
Пожав плечами, она придвигает стул к единственной в комнате свече и берется за потертую, синего цвета вышивку.
— Присмотрите за ним, — говорю я. — С ним ведь все будет в порядке?
— Не думаете же вы, что я стану его будить? Это у меня первый перерыв за весь день.
— Но он не любит, когда его оставляют одного. Он любит, чтобы кто-нибудь был рядом, пока он спит.
— Дорогуша, с ним все будет в порядке, — мурлычет Виргиния и тянет меня за рукав.
Однажды Видок, рассуждая на разные темы, высказал предположение, что у меня никого не было со времен Ватерлоо. На самом деле я в последние годы приобрел некоторый опыт общения с проститутками — достаточный, чтобы оценить достоинства Виргинии. Начать с того, что у нее есть зубы. Далее, ее лицо не вызывает ассоциаций с пудингом, когда вы к нему прикасаетесь. И, в-третьих, на протяжении всего времени оно сохраняет то доброжелательное выражение, с которым Виргиния приблизилась к нашему столику в кафе.
Одну вещь я все-таки забыл: как возбуждает женская влажность. Словно целый континент ждет, пока его откроют, и я могу лишь благодарить моего маленького отважного исследователя, который помогает стряхнуть сковавшую остальной организм сонливость. В последовавшем изнеможении присутствует и удовлетворение, как после хорошей работы.
— Сколько…
— О, некуда спешить, — отзывается Виргиния.
В какой-то момент я осознаю, что обнимаю не ее, а простыню под ней. Поскольку простыня ничуть не менее податлива, я мгновенно засыпаю и тут же оказываюсь в Сен-Клу. Опять пробуждается к жизни Большой Каскад, снова передо мной распростерт белый как полотно и отяжелевший месье Тепак. Из раны в боку хлещет кровь.
Вокруг собрались, образуя разбросанный в пространстве триптих, наблюдатели: разодетый в пух и прах Видок, Шарль в короне набекрень и убийца Тепака, Гербо. Все они колеблются — хотели бы помочь, да не знают как, — а кровь по-прежнему льет, приподнимая содранный лоскут кожи на боку раненого, стекает струями с Большого Каскада, обрушивается с неба.
Я просыпаюсь, но образы Сен-Клу все еще со мной. Взяв со столика у постели горящую свечу, я разгоняю окутавший комнату мрак. Вижу в дверном проеме, словно в раме, темную фигуру.
Человек поднимает свою собственную свечу. Теперь, в сиянии двух огней, я могу хорошо его разглядеть. Значит, это все-таки не сон. Гербо, собственной персоной.
Глава 35 В КОТОРОЙ СО ВСЕЙ ОЧЕВИДНОСТЬЮ ПРОЯВЛЯЕТСЯ УЯЗВИМОСТЬ ПОДКОЛЕННОГО СУХОЖИЛИЯ
Интересный момент: если бы вы спросили меня чуть раньше, как выглядит Гербо, я бы, скорее всего, не нашелся с ответом. При этом загадочным образом его черты отпечатались у меня в подсознании. Челюсть героя, переходящая в раздвоенный подбородок. Нос боксера (по крайней мере, дважды сломанный) и глаза сатира, слишком широко расставленные, чтобы не вселять острого беспокойства: кажется, они смотрят на вас под всеми возможными углами одновременно.
Одна вещь забылась со времен Сен-Клу: комплекция Гербо. Кажется, чтобы вместить его, дверному проему приходится раздвинуться.
— Вставай, — произносит он.
Сделать это оказывается не так просто. От шампанского мозги у меня превратились в труху.
— Можно… можно мне одеться?
— Брюки, — рычит он. — Тебе хватит.
Я двигаюсь медленно, но не из тонкого расчета, а чтобы успокоить бьющееся сердце. На пару секунд мой взгляд задерживается на окне. Пауза прерывается невозмутимой репликой Гербо:
— Я бы на твоем месте не стал. Прыгать придется с четвертого этажа. Лучше пошли, разбудим твоего дружка.
— Но я пришел один.
— Ясное дело.
Он хватает меня за загривок и легким движением швыряет так, что я лечу по коридору и приземляюсь в нескольких шагах от двери Шарля.
— Быстро за ним, — приказывает Гербо.
Все дальнейшие действия я совершаю по чистому наитию. Одной рукой поворачиваю ручку двери. Другой же… Выхватив из руки Гербо подсвечник, я с размаху обрушиваю его на лицо бандита. Тот ревет от боли, подсвечник со стуком прыгает по полу, Гербо, пошатываясь, надвигается на меня. Я растворяю дверь, врываюсь внутрь и захлопываю ее за собой.
— Шарль!
По мере того как мои глаза привыкают к темноте, я начинаю различать очертания его фигуры. Он там же, где я его оставил — на кровати. Спит и ровно дышит.
Гербо тем временем достаточно оклемался, чтобы начать биться в дверь. Он бросается на нее снова и снова, я же всем телом наваливаюсь на дверь со своей стороны. Кажется, будто дверь съеживается между нами, ветшает и стареет на глазах.
— Шарль! Ради бога, проснись!
Ища упор, я натыкаюсь ногой на белый фарфоровый кувшин. Быстро наклонившись, хватаю кувшин и с размаху выплескиваю его содержимое на Шарля. Комната мгновенно наполняется едким запахом. Шарль подскакивает в постели.
— Я описался? — растерянно произносит он.
— Ничего. Послушай, сейчас… — Я сам удивляюсь, как спокойно звучит мой голос. — Сейчас надо, чтобы ты кое-что сделал. Встань и передвинь трюмо вот сюда. Сможешь?
Он еще менее дееспособен после выпитого, чем я, но, не переставая стонать, все-таки пододвигает трюмо к двери. После этого мы совместными усилиями подпираем им дверь.
— Теперь дави на дверь что есть силы. Можешь?
— Вот так?
— Еще сильнее. Дави!
Он наваливается на дверь — и с изумлением обнаруживает, что она оказывает сопротивление.
— Там кто-то есть.
— Ты прав, с той стороны человек. Мы с ним играем в игру. Если мы не позволим ему войти в комнату, то, — несколько секунд я лихорадочно соображаю, — он угостит нас завтраком.
Лицо Шарля затуманивается, как от приступа тошноты.
— Не рано ли для завтрака?
— Не отвлекайся, дави на дверь.
И он давит. Даже после того, как дверь, не выдержав бешеного натиска Гербо, расщепилась, он упорно сопротивляется. Его кряхтение слышно даже от окна, к которому я метнулся. Я взываю к ночи:
— Помогите!
Никакого ответа, не считая эха, скачущего по сточным канавам и кучам мусора.
Затем я различаю, что по стене подо мной, как по шпалере, сухой лозой вьются, изгибаются сотнями колен старые водосточные трубы.