Покинув дом Чарлза Чонси, мы пересекли лужайку, и едва я очутился в библиотеке, как почувствовал присутствие книг. Мне казалось, что комната наполнена порхающими словами. Я почти различал их шепот, говоривший об истине, близости и духовном родстве.
«Возьми-ка, Джон». Он дал мне книгу, и я, прежде чем взяться за фронтиспис, погладил переплет. «Знаю. Это «De Antiquitate Britannicae Ес- clesiae». Труд Мэттью Паркера». — «Блестяще». — «Первая книга, тайно отпечатанная в нашем государстве. Где ты ее хранишь?» — «В шкафчике с другими редкостями».
Я поднес книгу к ноздрям. «Берегись жучка, Чарлз. Я чую в коже что-то постороннее. А что ты еще для меня припас? — Меня ждала встреча с добрыми старыми друзьями, к примеру с,De Nup- tiis et Concupiscentia" Августина,,De Fato" Цицерона и "Metamorphoses" Овидия. Поблизости трудился за столом студент, и я подошел к нему. — Слышу, сэр, скрип вашего пера. Что вы пишете? Какой-нибудь солидный трактат?» — «Нет, сэр. Поэму». — «Поэму?» — «Юный мистер Торнтон — наш эпический поэт, Джон. Он прославляет свою страну, следуя сладостным правилам Аристотеля».
Эти слова странным образом меня заинтересовали. «Название вы облачили в классический наряд?» — «Она называется «Америка», сэр. Или «Возвращенный рай». Я взял за образец «Королеву фей». — «В ямбических рифмах?» — «Нет, сэр. В шести книгах. Я использую героический стих без рифмы». — «Очень хорошо. Это размер Гомера и Вергилия. Можно мне услышать отрывок?»
Он прочитал вступительные пассажи своей «Америки», я внимательно выслушал и объявил, что поэма хороша.
На следующее утро я выступил перед шестью студентами, получившими степень бакалавра. В конце своей речи я, разумеется, намекнул на обстоятельства, которые привели меня в Бостон. «Populum nostrum tyranniside pressum, miserati (quod humanitas gratia faciunt), suis viribus Tyranni iugo et servitute liberent». Чарлз Чонси кашлянул (видно, был простужен), а гарвардские студенты хранили, разумеется, торжественное молчание.
14
Итак, Мильтон убедил поселенцев Новой Англии принять участие в своем великом деле; за две недели после его путешествия в полях под Нью-Мильтоном собрались военные отряды из Салема, Бостона, Ипсуича, Роксбери и других городов. Ралф Кемпис с самого начала знал о планах слепца: Гусперо, едва услышав на поспешно созванной сходке о будущей войне, оседлал лошадь и тайно отправился в Мэри-Маунт. Кемпис с трудом поверил в эту новость.
— Он подозревает, что я вступил в заговор с индейцами против остальных поселенцев? Это бред. Бред сумасшедшего. Чего ради мне истреблять себе подобных?
— Он говорит, что вы мечтаете стать королем над всеми.
— А, ну да. И, без сомнения, заставить всех поклоняться каким-нибудь отвратительным идолам?
— Основной план, кажется, именно таков.
— Лживые бредни, Гус. Чушь собачья. — Новость, однако, взволновала Ралфа, и он принялся беспокойно расхаживать по комнате.
Гусперо заметил на пристенном столике небольшую книгу; она была переплетена в черную кожу и имела металлические застежки, как Библия или молитвенник. Он шагнул и взял ее.
— Видите это, Ралф?
— Конечно.
— Вы готовы поклясться на этой книге?
— Если хотите. В чем?
— Поклянитесь, Ралф Кемпис, что в этих слухах нет ни слова правды.
Кемпис торжественно положил руку на книгу.
— Клянусь.
— Всем, что свято?
— Да.
— Тогда, пожалуйста, Ралф, поцелуйте эту книгу.
Ралф наклонился и коснулся книги губами. Потом залился смехом.
— Но кто же так дает торжественную клятву, Ралф?
— Но, Гус, это и в самом деле священная книга. Вот, смотрите. — Он раскрыл застежки и показал молодому человеку руководство по лечению венерических болезней. — Что бы мы без нее делали?
В тот вечер Кемпис встретился в одной из таверн Мэри-Маунт со своими ближайшими товарищами. Гусперо уже предупредил их, что Мильтон планирует набрать ополчение в городах и деревнях Новой Англии, и тон беседы был, соответственно, мрачно-серьезным. Кроме того, Гусперо не сомневался, что братья из Нью-Мильтона намерены атаковать папистов сразу, как только в их распоряжении окажется достаточное количество солдат. В таком случае что же делать? Теофилус Скелтон, кондитер, предложил покинуть поселение и вернуться в Виргинию, но Кемпис яростно воспротивился этой идее; он сказал, что не намерен драпать от пуританских деспотов как трусливый заяц. Нет, пока еще есть время, нужно строить вокруг Мэри-Маунт укрепления. В городе насчитывается, вместе с индейцами, семь сотен мужчин, имеются ружья и мортиры, а у индейцев — их смертоносные стрелы и топорики.
— Кто, как не Мильтон разрушил наш благодатный мир и принес на эти земли беду? Он вселил злобу в души тысяч людей, но сам же за это поплатится. Пусть мы уступаем им числом, но на нашей стороне Христос и Приснодева, и мы обратим врагов в бегство!
Условились устроить общее голосование фишками, с участием как англичан, так и индейцев, и в результате было решено укрепить Мэри - Маунт и нести стражу.
Спустя две недели, совсем недалеко от Мэри - Маунт, Джон Мильтон обратился к братьям. Звучали обвинения, что солдаты из Новой Англии, чей лагерь располагался в соседних полях, поедают кукурузу и другие продукты, принадлежащие общине; издержки росли, и поселенцы, естественно, были недовольны. Впервые после всеобщего призыва к оружию Мильтону пришлось утверждать свой авторитет, и он был этому только рад. Он говорил о том, что у них единый враг — язычники, а также о бедах и разорении, которые воспоследуют, если позволить Ралфу Кемпису «творить, чего душа пожелает».
— Я понимаю, что вы жалуетесь не зря, — продолжал он. — Но ведомо ли вам, какой безбожной злобой пылают наши враги? Долой их! Стереть их в порошок! — Пристыженные, братья вновь воодушевились и затянули «Серебряную трубу сапожника». А Мильтон, движением руки заставив их смолкнуть, продолжил: — В своем воображении я зрю гигантский лес копий и бездонное море сомкнутых щитов. Это армия солдат Христовых, марширующих навстречу судьбе!»
В тот же день Мильтон объявил, что поселение нужно окружить земляным валом, а также широким рвом; у каждого входа должна находиться куча камней и постоянная охрана. Ралф Кемпис, со своей стороны, принял меры предосторожности. Берег реки рядом с Мэри-Маунт оградили частоколом, а само поселение — рвом и фортификационными сооружениями. Кроме того, он решил, что женщины и дети в случае столкновения должны спрятаться на болоте. В период, предшествующий битве, торжественную мессу полагалось служить каждое утро. А Мильтон назначил на это время день торжественного покаяния.
Вскоре все приготовления были закончены, и в последние недели 1662 года начались случайные и робкие стычки. Стоило одной из сторон сделать вылазку за фуражом, как другая загоняла фуражиров обратно за крепостные стены. Однажды утром загорелись амбары за нью-мильтоновскими укреплениями, и свидетели утверждали, что там всю ночь бражничали бойцы Ралфа Кемписа. Соперники в отместку под покровом темноты вбили в дно реки шипы — против вражеских лошадей. Никто не выступал большим или строго организованным отрядом; атаки предпринимались малочисленными группами, исподтишка и стремительно, так что до поры до времени их участники оставались безнаказанными. Стычки происходили в лесах, пули свистели меж скал и деревьев, не причиняя серьезного ущерба. Однажды группа солдат Кемписа встретилась на гороховом поле с салемцами и дорчестерцами, но обе стороны не выказали склонности открыть военные действия, поэтому было заключено перемирие и враги разошлись, не обменявшись ни единым выстрелом.
