воздушные замки: какъ мы съ ней будемъ прекрасно проводить время, какъ она заведетъ въ деревнѣ и въ городѣ по школѣ, какъ мы съѣздимъ на зиму въ Петербургъ.
— Папа отпуститъ меня съ вами… Я буду слушать педагогическіе курсы и выдержу экзаменъ. Господи, какъ будетъ хорошо!
Она даже захлопала въ ладоши.
Я не расхолаживалъ ея невинныхъ восторговъ.
Послѣ обѣда явился Рѣзвый и пригласилъ насъ воспользоваться луннымъ вечеромъ и съѣздить въ Colli. Наташа немного попривыкла къ нему, и я видѣлъ, что она не-прочь отъ этой поѣздки. А Коля всюду радъ былъ сопровождать пріятеля своего, зная, что тотъ всегда предложитъ что-нибудь съѣстное.
Къ восьми часамъ вечера коляска подняла насъ на ту платформу подъ церковью, откуда видна вся Флоренція.
— Какъ хорошо! тихо вскрикнула Наташа, подходя къ периламъ.
И въ самомъ дѣлѣ было хорошо…
Мягкій, нѣсколъко дымчатый и теплый свѣтъ луны позволялъ каждому куполу, каждой башнѣ, каждой колоннѣ выдѣлиться и словно вздрагивать въ воздухѣ.
— Вонъ Palazzo Vecchio, вонъ колокольня собора, показывала Наташа. Чудо какъ хоршо, точно въ сказкѣ!
Коля оставался равнодушенъ къ картинѣ: онъ думалъ видно, что будетъ угощеніе мороженымъ въ саду Тиволи.
Слѣва отъ насъ шли по склону оливковыя деревья, и ихъ блѣдная зелень серебрилась подъ лучами луны; а въ промежуткахъ темныя купы бросали рѣзкую тѣнь на покатую луговину. Ярко вставали стѣны виллъ и павильоновъ, тамъ-и-сямъ поднимаясь изъ садовъ.
— Не наглядѣлся-бы! тихо вымолвила Наташа и такъ и застыла на мѣстѣ.
Рѣзвый стоялъ въ десяти шагахъ, безъ шляпы, и задумчиво глядя вдаль.
Я удивился его внезапной сосредоточенности. Онъ долженъ былъ вторить Наташѣ и указывать ей на разныя красоты вида, а онъ недвижимо безмолвствуетъ, да еще руку заложилъ за жилетъ.
Я подошелъ къ нему шага на три, но не заговорилъ; подождалъ, что-то онъ мнѣ самъ скажетъ.
— Николай Иванычъ, почти шепотомъ окликнулъ онъ меня и самъ приблизился ко мнѣ.
Я взглянулъ на него вопросительно.
— Какъ вы думаете, что теперь дѣлается тамъ?
И онъ указалъ рукой прямо отъ себя.
— Въ Фьезолѣ? спросилъ я.
— Да.
— Ничего, я думаю, не дѣлается. Они ужь на возвратномъ пути.
— Ну, а что тамъ происходило часъ тому назадъ?
Не дожидаясь моего отвѣта, онъ пожалъ плечами и покачалъ головой.
Я догадался, что ему сильно не по себѣ и подумалъ: «и ты проходишь черезъ страданія его сіятельства — что же дѣлать.»
Утѣшать его было нечѣмъ, да у меня и языкъ не поворачивался, хоть я и жалѣлъ его.
— Супружескія права! выговорилъ онъ въ волненіи, какое варварство… Вѣдь не правда ли, Николаи Иванычъ, варварство?!
— Надо же кому-нибудь и права имѣть, отшучивался я; но мнѣ все жальче дѣлалось бѣднаго «имянинника».
— Я уже вамъ сказалъ разъ: еслибъ я могъ дѣйствовать, какъ я хочу… Но у меня руки связаны.
«И лучше, что онѣ у тебя связаны», подумалъ я.
— Она, конечно, не такая женщина, чтобы поддаться какому-нибудь насилію…
— Полноте, перебилъ я его и взялъ подъ руку; зачѣмъ же волноваться, коли вы отвѣчаете за нее?
— ДаІ Въ томъ-то дѣло, что отъ женщинъ этой генераціи нельзя ничего требовать!
— Невмѣняемы?
— Невмѣняемы, повторилъ онъ, но такъ глухо и скорбно, что я не сталъ больше шутить.
Леонидъ Петровичъ старался послѣ того занимать Наташу; но фразы у него обрывались. Коля началъ щипать его, на возвратномъ пути, и всячески ему надоѣдалъ; но онъ не отыгрывался и только, отъ времени до времени, грустно улыбался.
Не могъ же я не взойти и въ его душу: чрезъ его страданія я проходилъ, зналъ, что они неизбѣжны, какъ бы человѣкъ ни былъ «осчастливленъ». Не даромъ онъ понукалъ кучера. Ему захотѣлось какъ можно скорѣе быть въ Villino Ruffi, чтобы въ одномъ взглядѣ или полусловѣ графини узнать: что было и чего не было? Онъ почти опрометью бросился къ дому черезъ цвѣтникъ, увидавъ, что гостиная освѣщена. Я расплачивался съ кучеромъ и пошелъ позади всѣхъ. На дорожкѣ, не доходя до крыльца, меня окликнули.
Это былъ графъ.
XXIII.
Еакъ онъ поздоровался съ Рѣзвымъ — я этого не могъ видѣть; но на меня онъ бросилъ такой растерянный и, вмѣстѣ, мрачный взглядъ, что я испугался и вскрикнулъ:
— Что съ вали, графъ?
— Пойдемте ко мнѣ въ комнату; или нѣтъ, останемтесь здѣсь… или лучше уйдемъ куда-нибудь, туда на площадь, въ паркъ…
Мы вышли молча на площадь. Посреди дороги въ паркъ онъ вдругъ остановился и у него вырвалось:
— Что же это наконецъ такое, Господи, Боже мой!
Онъ чуть-чуть не разрыдался. Ему было такъ плохо, что я подвелъ его къ скамьѣ и усадилъ.
— Вдругъ я сталъ ей противенъ… Она не выноситъ меня… она чувствуетъ ко мнѣ физическое отвращеніе!
«Ужь не припадокъ ли опять?» подумалъ я.
Распрашивать его о подробностяхъ я не былъ въ силахъ.
— Что это, что это? повторялъ онъ совсѣмъ потерянно и, опустивъ голову въ руки, просидѣлъ такъ несколько минутъ.
— Графъ, рѣшился я заговорить, гдѣ же ваша выдержка?.. Вамъ, быть можетъ, показалось такъ оттого, что вы сами были слишкомъ тревожны…
— Нетъ-съ, отрѣзалъ почти гнѣвно графъ и поднялъ голову. Я понимаю, что мнѣ говорить и даже то, чего не договариваютъ… Вы меня успокаивали и такъ и этакъ… Я не долженъ, я не смѣю ревновать!.. Ну, и прекрасно! Я не подозрѣваю никого… Вы мнѣ сказали: легко принять Кассіо за… ну, вы попинаете за кого… Я оставлю этого Кассіо въ покоѣ. Вотъ сейчасъ съ нимъ столкнулся… Онъ бѣжалъ туда, наверху и я съ нимъ любезно раскланялся… Довольны вы мной? Кажется, нельзя быть благоразумнѣе… Но это все не то!..
— Что же графъ?
— А вотъ что-съ: она мнѣ вдругъ говоритъ, что давно-давно она не должна была… ну, какъ вамъ это выразить… быть моей!..
— Графиня вамъ это сказала? спросилъ я, чувствуя, какъ у меня что-то подкатило къ сердцу.
— Почти въ подлинныхъ выраженіяхъ! Давно… Почему?.. Я былъ такъ пораженъ, что просто онѣмѣлъ… Она тоже замолчала. Но я видѣлъ по всему: по ея тону, по ея… какой-то небывалой брезгливости… что я — не мужъ ей, что она не хочетъ даже прикасаться ко мнѣ! Ну, оставимъ Кассіо, долой его, пускай онъ стоить внѣ всякихъ подозрѣній… Значить, ея совѣсть заговорила, значитъ, было давно уже что-то… Давно. Когда, сколько лѣтъ, съ кѣмъ?..
Еслибъ графъ еще разъ повторилъ послѣдній вопросъ, я, быть можетъ, отвѣтилъ бы:
— Со мной.
Но онъ смолкъ и опять заметался, а я сдержалъ свой порывъ. Точно кто дернулъ меня за руку и крикнулъ:
— Погоди!..
Я не имѣлъ права эго дѣлать — и я смолчаль.
