— Сортир здесь. Вода только холодная. Рефлектор электрический. Печку топить нельзя. Газа нет. Готовить тоже нельзя. Да и не из чего. Да и зря я тебе все это объясняю. Ночью к тебе приедут, а пока будешь спать.
Я с ужасом смотрела, как одной рукой он достает из кармана маленький одноразовый шприц, уже заполненный каким-то раствором. Странно, что он не сделал этого раньше. Йе-эс! Это был мой шанс, мой маленький, хиленький, но вполне различимый шанс. Дядя не знает, что у меня очень специфическая реакция на некоторые препараты. От настойки женьшеня, призванной повышать тонус, я засыпаю через полчаса. Снотворное дает мне заряд бодрости на сутки. Честное слово, этого никто из врачей толком объяснить не может. Правда, столь нелогичную реакцию вызывают далеко не все виды лекарств, но будем надеяться, что мне повезет хоть в этом.
В плечо вонзилась тоненькая иголочка, я только пискнула. Мне предстояло сыграть несложный этюд, и я справилась с ним если не на пять, то на твердую четверку. Веки тяжелеют, глаза закрываются, закрываются… Тело расслаблено, звучит медленная приятная музыка. Спокойной ночи, малыши, не забудьте выключить телевизор.
Я недвижно лежала на жестком кожаном диване до той поры, пока не стих шум мотора. Выждав для верности еще несколько минут, аккуратно встала и прикинула масштаб катастрофы. Даже на первый взгляд побег не казался простым. А уж на второй, да на третий, когда я внимательно присмотрелась к замкам и решеткам, пессимистичная составляющая моего настроения стала доминировать.
— У-у-у, — заскулила я, — какие су-у-уки-и-и… Потом немного поплакала, зачем-то сломала веник и, планомерно обойдя все пять комнат первого и второго этажа, решила действовать поэтапно. Сначала осмотр и сбор данных, потом анализ, далее планирование.
Первичное изучение местности дало не много. По ряду примет можно было предположить, что в доме когда-то жили, но потом особняк забросили и с той поры сюда не кажут носа даже на выходные. Старое тряпье в бельевом шкафу можно было датировать годом эдак девяностым. Кажется, именно тогда в моду вошли лосины и пестрые раздергайчики, а также мужские кожаные ремни с узорами и двубортные пиджаки. О начале ельцинской эпохи свидетельствовали и пожелтевшие газеты, кипой сложенные в закутке у камина.
В теле постепенно образовалась легкость, следов усталости как не бывало, лекарство вовсю веселило кровь. Ну точно, последний раз сюда приезжали по-серьезному лет десять назад. На кухонной полке я обнаружила пакетик с крупой, датированный девяносто вторым годом прошлого века. Странно, отчего забросили такое чудное место? Тишина, покой, свежий воздух. Стоп! Снег у ворот был притоптан. Да и к дому мы шли не через сугробы, а по аккуратной тропинке. Значит, здесь не так давно были люди. Но они приезжали не для того, чтобы скрасить субботний вечер в приятной компании. Они приезжали, скорее всего, чтобы решать дела. Возможно, на задворках в старой компостной яме уже стынет парочка трупов. Бог троицу любит… невесело подумала я и споткнулась о плетеный полосатый коврик. Больно ушибла коленку о подвернувшийся стул и от злости так шандарахнула по нему ногой, что деревянный доходяга отлетел метра на три и с грохотом разбился о стену, только щепки полетели. Одна из увесистых ножек приземлилась аккурат у аппарата АГВ. В противном случае я бы никогда не обнаружила еле заметную неровность пола под толстой тканью половика. Так и есть, под ковриком веселенькой расцветки скрывалась дверца люка.
С первого раза дверцу поднять не удалось. Она была прочно забита толстенными гвоздями. Присмотревшись, я поняла, что замуровали лаз относительно недавно — шляпки были глянцевыми, грязь и ржа еще не успели коснуться металла. Нужен нож, большой прочный нож. Я вихрем пронеслась по кухне, распахивая поочередно все шкафы. На меня сыпалась годами копившаяся пыль, лицо чесалось от паутины и грязи, но в итоге мне удалось найти подходящее орудие труда, нечто среднее между долотом и ломом. Старое, слегка влажное дерево поддалось неожиданно легко, куда легче, чем гвозди. Уже через несколько минут я отодрала две доски. Дело пошло. В кровь сбив пальцы, я окончательно разломала люк. На меня пахнуло могильным холодом, морозной землей. За неимением фонаря я посветила в проем спичкой, но за то время, пока чахлое пламя сжирало тонкую щепку, ничего рассмотреть не удавалось… Взгляд упал на старую керосиновую лампу.
Я потрясла ее и убедилась, что каким-то чудом в ее недрах еще плещется толика керосина. Пересохший огрубевший фитиль долго не хотел зажигаться, но все-таки сдался под моими умелыми руками, затрепетал на сквозняке слабым чахоточным пламенем. Этого хватило, чтобы не переломать руки и ноги на круто уходящей вниз лестнице. Погреб оказался очень глубоким, не меньше пяти метров. С одной стороны стена шла под наклоном, в образовавшейся нише шевелилось какое-то тряпье. Минуты три мне понадобилось для осознания, что само по себе тряпье шевелиться не может. С трудом выйдя из ступора, я согнулась и полезла в дальний угол с проверкой. Уши мои не леденели от ужаса, коленки не дрожали, глаза не закатывались. Мне было просто любопытно, я была уверена на двести процентов, что если встречу самого Дракулу, то хладнокровно перегрызу ему горло. Я где-то читала, что даже с отчаянными трусами такое иногда происходит. Сначала ты боишься все больше и больше, а потом, за границей собственных возможностей, страх отключается.
— Господи, Семен Альбертович, вы как сюда попали?
Из кучи смердящего тряпья больными, погасшими глазами на меня смотрел Потапов. Выглядел он жутко. Заросший щетиной, облепленный опилками с клочками серой слежавшейся ваты, он почти посинел от холода и мог только мычать.
— Ы-ы-ы-ы…— Он попробовал протянуть мне навстречу руку и тут же отдернул ее обратно, увидев, как я непроизвольно отшатнулась.
Что же делать? Мне придется тащить его наверх, других вариантов нет. Зажав нос, я на цыпочках приблизилась к этому полутрупу и, была не была, резко рванула его за плечи. Видимо, его били или даже пытались прирезать. Разорванный рукав куртки задубел от крови.
— Давайте, давайте, нам некогда прохлаждаться, ну пойдем же, пойдем, — подбадривала я мужика. Однако голос мой звучал в высшей степени неуверенно. Что, собственно, я могла ему предложить взамен холодного вонючего подвала? Легкую смерть на чистом диване? Насчет “легкой” совсем не факт. Девочки не зря намекали мне, что порой смерть — это лучшее, что может приключиться. Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.
Минут через десять наше восхождение было завершено. Пару раз мы срывались с узких ступеней и кубарем катились обратно, но в итоге смогли выползти наверх, бессильно рухнув на разгромленной кухне. Немного отдышавшись, я кинулась растапливать камин. Слава богу, дрова нашлись в избытке, через полчаса пламя весело трещало, пожирая слегка влажные сосновые поленья. Для верности я слегка полила их керосином, и дело заспорилось.
Нагрев прямо в огне кастрюлю воды, я разрезала на Потапове одежду и как следует отмочила присохшую к ранам ткань. В одном из шкафов нашла зеленку и бинт и наскоро перевязала ему руку и бедро, располосованные чем-то очень похожим на тигриную лапу. Что же с ним делали? Три раза пришлось бегать с кастрюлей, пока Семен Альбертович не приобрел человеческий вид. Я закутала его в три свитера, двое штанов, шерстяные носки и пуховый шарф, подтащила к теплой, почти горячей кирпичной стене камина и попыталась немного растормошить. Но еще час, кроме “ыыыыы”, ничего другого добиться не могла. Однако постепенно он оттаивал. Сначала по телу узника пробежала крупная дрожь, как будто его подсоединили к розетке. Потом дрожь стала мельче, потом пропала вовсе. Его пальцы стали гнуться, а язык вполне сносно шевелиться.
