планировал я забрать оттуда всех рабов, ну а грабеж, захват княжества и последующая передача княжества моему «союзнику» — это скорее так, бонусы…
Что касается рабов — я не нуждался в треллах, их я мог бы и на Каме набрать.
В княжествах я намеревался вытащить из рабства людей, которые будут готовы сражаться ради свободы. Я хотел создать армию людей, которые будут воевать ради собственной выгоды, и собирался пообещать им земли (из тех, что мы захватим), свободу, и даже помочь с обустройством на новом месте.
Фактически я предлагал им начать жизнь с нуля, без долгов, и уверен, многих это устроит. В княжествах, где давно уже вся земля поделена, им ничего не светит. Подняться здесь из грязи в князи — сказке подобно. Да просто вылезти из нищеты необычайно сложно, ведь князья, не стесняясь, назначают такой оброк, что даже зажиточный крестьянин не всегда его может вытащить.
Оттого местные и идут в набеги, причем с бо-о-ольшой охотой. Как и в случае с моими северянами, набеги здесь ‒ это лишний доход, возможность вылезти из долгов, шанс на долгую и безбедную жизнь. Правда, в отличие от северян, назвать набеги княжеств на соседей удачными или прибыльными довольно сложно. Везет им крайне редко, чаще всего они просто грабят ближайшие к границам деревеньки и идут обратно. А много ли добра у таких же крестьян?
Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что северяне тоже не особо могли похвастаться богатыми трофеями до того, как я взялся за дело. Но, тем не менее, удачных походов у них было гораздо больше, нежели у княжеств.
Помимо рынка невольников мои бойцы хорошо пощупали за мошну всех местных «бояр» (или как их назвать?), прошуршали торговцев, и в обязательном порядке прошлись по горожанам в столице.
Короче говоря, по княжеству северяне прокатились страшным потоком. Может и не особо много людей перебили, но страну оставили прозябать в нищете.
Собственно, если бы я планировал эту территорию оставлять себе, то подобное творить не стал, а так… я ведь «подарил» княжество Володарю? Вот теперь пускай мучается с нищим и голодным «подарком».
Хотя ничего, он вывернется, уверен. Земля ведь осталась? А для князей и местных земля — главное сокровище.
Пока князь, услышав мой ответ, тряс своими подбородками, пытаясь что-то спросить или сказать, через его свиту, раздвигая людей, пробираясь через столпотворение, будто ледокол в море, двигался настоящий гигант, облаченный в латы.
О! Торрир собственной персоной!
Наемник шел, таща на плече какой-то мешок. Лишь когда он приблизился, я сообразил, что тащит он на себе вовсе не мешок, а связанного человека. Видимо, того самого, что я видел у крыльца.
— Здравствуй, конунг, — поприветствовал он меня, и тут же проревел: — Гор! Ты где, забери тебя тролли!
— Чего тебе, ведро с ногами? — вышел вперед Древень.
— На! Тебе подарок.
Торрир бережно опустил на землю свою ношу.
Да кто это, блин, такой? Какой-то грузный, прямо-таки обрюзгший бородатый мужик, которого я в жизни не видел.
А вот Древень, судя по всему, видел, и не просто видел, а отлично знал, кто это.
— Вот это да! — удивленно хмыкнул он. — Торрир, братишка! Даже не знаю, как тебя благодарить!
— Да чего там, — отмахнулся гигант, — я ведь помню, как ты хотел с этим повидаться…
— Что вы намереваетесь делать с князем? — наконец, вернул себе дар речи Володарь.
А до меня, наконец, дошло, кто же этот самый связанный человек. Им оказался не кто иной, как князь Позвизд, правитель Дорецкого княжества и главный враг моего приятеля Древня.
Прежде чем я успел ответить Володарю, Древень шагнул к пленнику, присел рядом, и как-то по-отечески поглядев на пленника, расплылся в хищной улыбке, после чего произнес:
— Ну что, бздло, я ведь говорил, свидимся еще? Вот и свиделись!
«Бздло» затрясся, от чего стал похож на пудинг. Он прямо-таки стучал зубами, настолько боялся Древня.
В целом, приятель мне рассказывал, как он натерпелся в княжествах лично от князя, прежде чем взять людей и свалить в море, но я не думал, что прямо настолько он зол. Теперь вижу, насколько.
— Чего там я тебе обещал? Помнишь? — вновь спросил Древень у пленного князя.
Позвизд, испуганно таращась, завертел головой из стороны в сторону.
— А я обещал, — продолжил Древень, — зарезать тебя, боров ты визгливый!
С этими словами он извлек из-за пояса скрамасакс.
Все вокруг, включая меня, молча наблюдали за происходящим, не вмешиваясь и не пытаясь остановить Гора.
Лично я для себя решил позволить Древню сделать то, что он задумал, а задумал он явно недоброе. Что ж, пусть Володарь поглядит, кто бывает с теми, кто становится врагом мне или врагом для моих друзей.
Да и его приближенные тоже для себя много полезного уяснят, я думаю.
Меж тем Древень без прелюдий просто ткнул лезвием ножа в обвисшее брюхо Позвизда, а затем вытащил кляп из его рта.
Пленный князь тут же тоненько завизжал, начал сучить ножками, дергаться, но Древень на это не обращал ровным счетом никакого внимания, продолжая орудовать ножом. Лезвие, медленно разрезая кожу на пузе, поднималось все выше и выше, пока все содержимое брюха не вывалилось наружу, от него пошел легкий пар.
Позвизд, как казалось, уже перешел на ультразвук. От его крика болела голова, и звенело в ушах, но по-прежнему никто не вмешивался. Все стояли, словно загипнотизированные.
Нож Древня продолжал резать живую плоть, пока…
— Да твою же мать! — вдруг воскликнул он.
— Что? — подскочил к нему Торрир.
— Да издох, боров! Нет, ну ты представляешь?
— Ну и хватит! — пожал плечами наемник. — Ты, как мне кажется, и так оторваться успел.
— Н-да? — повернулся к нему Древень. — А тебя когда-нибудь плеткой лупили? А за руки подвешивали? А…
— Только с моего согласия! — хохотнул Торрир. — Ну, хватит уже! Хотел растянуть удовольствие — нечего было его кромсать.
— Да только увидел его свиное рыло, не выдержал! — проворчал Древень. — Всему бы этому княжескому отродью кровь и кишки выпустил…
Последнюю фразу он пробурчал, зыркнув на вмиг побелевшего Володаря, но князь смолчал, никак не прокомментировав слова Древня.
Да-а-а…как же все-таки может внезапно измениться человек. Ведь только вчера от князя прямо-таки исходили волны всевластия и уверенности в собственных силах, а сегодня вон, рот на замке держит и лихорадочно соображает, что говорить, чтобы