я так, мимо проходил, дай, думаю, на огонёк загляну, что это тут у вас такое интересное делается.
— Благодарю вас, отважные богатыри, — сказала она. — Может, теперь снимите с меня эти кандалы?
— Может и снимем, — сказал Баламут, — а вы нам — что?
— Заткнись ты, брехун, — буркнул Алексей.
Даже в неровном свете брызг огня, разбросанных по поляне, было видно, что он краснее, чем цветущий мак. Держа спину прямой, как доска, задрав нос вверх так, чтобы мог бы задеть Луну в небе, он преисполненным достоинства движением достал меч из ножен. На клинке его снова начинали понемногу светиться красные прожилки. Алексей ударил мечом по железным кандалам. С лязгом звенья цепи разлетелись в разные стороны и княжна наконец смогла опустить руки.
Баламут окинул её оценивающим взглядом. Алексей не соврал в тот раз, Василиса была прекрасна. Невысокая, лет восемнадцати, тонкий стан, длинные золотые волосы и чудесные большие голубые глаза. Левый уголок пухленьких губ чуть поддёрнут вверх, придавая её круглому личику озорное и вечно насмешливое выражение.
— Эй, — шепнул Баламут княжичу на ухо. — Да она красотка. Ты давай, не теряйся, уведут такую-то розу сладкую.
Алексей зло толкнул его локтем в бок.
— Не вздумай даже приставать к ней, мошенник, — зашипел он. — Узнаю, что увести её хочешь — биться будем насмерть!
Василиса, тем временем, заинтересованно разглядывала это представление.
— Благодарю тебя, мой отважный витязь, — сказал она княжичу. — Но что же делать с этим?
Она показала браслеты от кандалов, всё ещё замкнутые у неё на запястьях.
Алексей смутился.
— Дайте-ка я их тоже мечом трахну, — сказал он.
Княжна боязливо отдёрнула руки от светящегося лезвия.
— Не надо лучше, пожалуй, — сказала она. — Кто-нибудь потом раскуёт, мне пока и так хорошо. Как же зовут вас, мои отважные спасители?
Наёмник поклонился, приложив руку к сердцу.
— Я Баламут, сын… хм… Хороший вопрос. Просто Баламут, наёмник, бродячий воин, знаменитый борец с нечистой силой. Впрочем, деяния мои говорят сами за себя.
Он провёл рукой, показывая на поле боя, где лежали тела убитых прислужников Мары.
— Рада, что бог свёл наши дороги вместе, — княжна Василиса склонила голову.
— А кто вы, мой юный герой? — спросил она, поворачиваясь к княжичу.
Баламут хмыкнул.
— Подождите-ка, — сказал он, — вы чего, даже не знакомы что ли?
Алексей покраснел так сильно, что казалось сам вот-вот вспыхнет и загорится.
— Мы виделись с вами в прошлом году, княжна, — быстро затараторил он, не давая Баламуту вставить больше ни слова. — Я княжич Алексей, сын Владимира, князя Псковского. Мы с отцом тогда приезжали по торговым делам в ваше княжество.
— Не припоминаю, — сказала Василиса.
Баламут скривился, изо всех сил стараясь не захихикать.
— Что же вы, — запинаясь продолжал наседать Алёша. — Мы виделись с вами. Я ещё тогда облился медовухой, закашлялся и у меня носом пузырь пошёл. А вы смеялись так, что аж слёзки выступили. В тот день-то я вас и полюбил.
— Нет, не могу припомнить, — сказала княжна, поправляя обожжёные поля платья. — Хотя и не важно это. Надеюсь, узнать вас получше, мой храбрый защитник.
Она демонстративно стала накручивать прядь на волос на палец и Алексей совсем растерялся, потупил взор, забормотал что-то неразборчивое. Баламут покачал головой.
— Надеюсь, княжна, — сказал он. — Эти негодяи не сильно обижали вас в плену?
Он ещё раз демонстративно обвёл рукой поле боя, где всё так же лежали десятки изуродованных тел.
— Вовсе нет, — ответила Василиса. — Были весьма вежливы и обходительны. Когда Горыныч меня похитил, да в лапах когтистых понёс куда-то, думала я, конец мне пришёл. Успела проститься с жизнью своей. Но он не съел меня, не погубил, а привёз к этим странным людям и отпустил. Они меня накормили, успокоили, но к батюшке не отпускали. Хотя я им и говорила, кто я такая, и приказывала, и молила, и посулы великие отпускала. Им всё нипочём. Но обижать не обижали, конечно. Рассказывали, правда, без умолку про какую-то Мару, про великое моё предназначение и всё такое. Во всем остальном были премилейшие люди. Я никак в толк взять не могла, про что они говорят такое, пока не приковали меня кандалами к жертвенному столбу. Тут у меня начали закрадываться лёгкие подозрения, насчёт их недобрых намерений.
— Простите, милейшая княжна, — сказал Алексей, — что мы так задержались. Мы искали вас по всем землям Руси. Бились с вивернами, со стрыгами, и самого Змея Горыныча убили. Преодолели сотни вёрст пути, чтобы спасти вас.
Баламут ободряюще покивал. Похоже, этот малец всё-таки чему-то да научился.
— О боже, — княжна в испуге прикрыла рот тонким пальчиками. — Трудно представить, какие невероятные приключения и немыслимые испытания выпали вам на пути, мой прекрасный князь.
Она будто нарочно пыталась заставить Алёшу краснеть лишний раз. И это ей прекрасно удавалось.
— Надеюсь, — сказала Василиса. — У нас будет достаточно много времени, что бы вы, мой отважный витязь, рассказали мне всё-всё, про ваши подвиги и великие битвы.
— Мои надежды схожи с вашими, моя милостивая госпожа, — Алексей поклонился.
— Позвольте, славные спасители мои, пройдёмся немного? — спросил княжна. — В последние дни мне так редко удавалось прогуляться на свежем воздухе, полюбоваться красотами природы. Истосковалась я по этому.
Баламут скептически посмотрел на местный пейзаж. Осколки разрушенных каменных столбов разбросаны по всему полю. Десятки окровавленных тел. Остатки колдовского гигантского волка медленно испаряются струйками синего тумана. Обезглавленный шаман в центре этого великолепия.
— О да, — сказал наёмник. — Виды захватывающие, сердечко даже бьётся быстрее, глядя на такое чудо.
Княжна будто не замечала никаких следов побоища.
— Согласна, — сказала она. — Вы только взгляните, какое великолепное звёздное небо! Какая дивная луна сегодня! Сердце так и переполняет любовь.
— Любой день и любой вид становится краше, когда рядом есть вы, моя прекрасная княжна, — сказал княжич, с очередным поклоном.
Василиса взяла Алексея под руку, заставив того трястись в ознобе, и они медленно пошли вперёд.
— Чудо, а не женщина, — тихонько сказал сам себе Баламут.
— Позвольте полюбопытствовать, — спросила Василиса. — Как вы узнали о моем горестном положении? Батюшка ли мой, несчастный, объявил награду за моё спасение? Быть может, калики перехожие, пришли с горестной