Хельга дрожащим истеричным голосом выкрикнула в пустоту перед собой:
— Вы все страйкеры — трусы! Только и умеете прятаться и нападать исподтишка! Выходи и сразись как мужчина! Или ты испугался женщины?
Все это время она стояла спиной к страйкеру, давая тому приблизится и стараясь не пропустить тот самый момент, о котором рассказывал ей наставник, объясняя, как нужно сражаться с боевыми магами, использующими маскировку или скрыт.
Она прикрыла глаза и замерла. Вот оно! Сердцебиение на долю секунды сбилось с ритма, и она буквально всем своим естеством ощутила движение за спиной.
Резко присесть и одним молниеносным движением прыгнуть назад, выставив перед собой меч у Хельги получилось, как когда-то на тренировке. Мастер, будь он жив, обязательно похвалил бы ее за эту связку.
Ощутив сильный удар, от которого даже что-то хрустнуло в запястье и заныло в плече, Хельга тем не менее радостно улыбнулась. Концентрации страйкера хватило только на два действия, и он решил атаковать в скрыте, пожертвовав магическим щитом.
Доспех, созданный из кости теневой твари, защитил от стали, но вот сам импульс и сила удара опрокинули страйкера на пол, окончательно сбивая его концентрацию.
Маскировка исчезла, и нависшая над Ледяным Хельга, опустив свою ладонь на щеку мага, с хищной ухмылкой наблюдала, как тот со страхом в глазах не успевает за ней буквально на долю секунды, чтобы поставить магический щит. Алый сгусток маны в одно мгновение превратил мозг Ледяного в похлебку. Из ушей и глаз уже мертвого страйкера хлынула кровь.
Пошатываясь, Хельга поднялась во весь рост и взглянула на входную дверь, но ее чутье прямо в эту секунду подсказывало, что враги на сегодня, скорее всего, закончились…
Глава 20
Долину, в которой находился наш лагерь, снова накрыл дождь. Вот уже третьи сутки лило как из ведра. Но, несмотря на непогоду, люди были рады этой вынужденной задержке — появилось время на отдых после тяжелой битвы.
Кроме того, у наших обозников было достаточно времени, чтобы разобраться с трофейным обозом аталийцев, который в целости и сохранности нам доставил виконт де Шатильон со своим отрядом.
В обозе неприятеля, помимо продовольствия, оружия, доспехов и других ценностей, были обнаружены сразу четыре казны.
Первая, самая крупная и богатая, принадлежала герцогу ди Спиноле. Вторая, чуть поменьше, — принцу Адриану. Третья — аталийскому легиону. И четвертая, самая маленькая, — ривлийским наемникам.
Золотые и серебряные монеты, драгоценные камни, украшения, несколько небольших ларцов с разноцветными крудами, украшенные золотом, серебром и камнями доспехи и оружие, великолепная конская сбруя, магические эликсиры; мы сорвали по местным меркам огромный куш.
Уже сейчас можно было справедливо разделить все между всеми участниками нашего похода и спокойно разойтись по домам с жирной добычей. А ведь еще были ценные пленники, за которых я планировал получить солидный выкуп.
Чего только стоят принц Адриан и герцог ди Спинола. Если со вторым мы уже предварительно все обговорили, то за первого я планировал серьезно торговаться. Причем торги будут вестись как с аталийской стороной, так и с вестонской. Наследник престола — это самый ценный трофей.
По сути, в иной ситуации, если бы аталийский король был сильной и самостоятельной фигурой, речь наверняка бы уже шла о подписании мирного договора. Но Альфонсо Пятый — марионетка, за ниточки которой дергают жрецы. Им, скорее всего, будет выгоднее, если принц умрет в плену у вестонцев. Как, собственно, и Золотому льву.
Пообщавшись с Адрианом, я пришел к выводу, что маршал ди Лоренцо ведет свою собственную игру. И это неудивительно. Власть над аталийскими легионами у него в руках. И те преданы ему больше, чем королю.
В общем, по всему выходило, что за аталийского наследника мне больше заплатит тот же Карл Третий, который может, используя такую фигуру, разыграть несколько очень интересных и сложных комбинаций.
Именно поэтому все мои страйкеры, включая Сигурда и Аэлиру денно и нощно не спускали глаз с такого ценного пленника. Принц, кстати, единственный, кого я намерен держать постоянно при себе. Остальные пленники отправятся в цитадель под охраной двух сотен мертонцев и сотни верных уже мне лично горцев.
Маршала де Клермона, а также всех освобожденных нами вестонских вельмож я тоже отправляю в цитадель. С герцогом отправится один из наших лекарей, задачей которого будет отпаивать маршала моими модифицированными эликсирами. Или, как я их еще называю, эликсирами последнего поколения.
Золотой паразит оставался сытым почти двое суток. За это время, пока он был занят источником, у меня получилось, практически безболезненно реквизировать у него несколько довольно объемных сгустков золотой энергии.
Малую часть драгоценной маны я использовал на эксперименты с плетениями, исцеляя самых тяжелых пациентов, а остальную энергию пустил на модификацию магических зелий.
Результаты превзошли все мои ожидания. Эффективность эликсиров повысилась на тридцать процентов. И это притом, что я расходовал золотую ману очень маленькими порциями. Например, маршал де Клермон, которого я поил «золотыми» лечебными зельями, к неописуемой радости графа де Леваля пришел в себя уже на вторые сутки.
Первое время герцог никого не узнавал и не понимал, где он находится. Он почти постоянно спал. Но он явно шел на поправку. Его энергосистема под воздействием моих плетений и зелий, постепенно восстанавливалась, причем с каждым днем процесс только ускорялся.
Гийом де Леваль, наблюдая за тем, с каким аппетитом его старый товарищ съедает принесенную ему еду, не мог на него нарадоваться. А ведь он уже похоронил герцога…
Стоит ли упоминать, что с того дня, как граф де Леваль вошел в шатер после первого лечения герцога де Клермона и увидел его не только живым, но еще и услышал, что тот скоро поправится, я обрел преданного друга и союзника. И это не считая того, что я спас жизнь сыну графа.
Но во всей этой бочке меда имелась и ложка дегтя… Золотой паразит, вкусив энергии смерти и трансформировав ее в увеличение объема источника, начал требовать больше маны. Теперь, чтобы его насытить, мне приходилось скармливать этому проглоту почти в два раза больше крудов, которые он, к слову, поглощал теперь без особого удовольствия.
