В образовавшуюся паузу Негодин решил быстренько слетать на день-другой в Женеву, там, неподалеку от Монтре, ему рекомендовали санаторий для Кати. Лететь пришлось вечерним рейсом. Женева, как всегда, после восьми вечера выглядела вымершим городом. В гостинице он выключил мобильник и улегся спать, чтобы с утра отправиться в Монтре.
Проснулся он довольно поздно. В Москве из-за разницы во времени рабочий день был в разгаре. Уже одевшись и умывшись, он включил компьютер, и сразу со всех сайтов, европейских и российских, на него обрушились новости. Во всех структурах холдинга «Мангум» идут обыски… Помещения заняты вооруженным ОМОНом в масках, сотрудники изгнаны с рабочих мест в коридоры, следователи изымают документы… Руководители холдинга называют происходящее беззаконием…
Он бросился к телевизору. Там по всем каналам шла одна и та же картинка. Люди в камуфляже, с автоматами… Коридоры офисов, в которых вдоль стен стоят ошеломленные сотрудники… Молодые следователи, дающие на ходу невнятные объяснения…
Негодин смотрел на экран и почему-то не мог оторваться от него, словно ждал чего-то конкретного. И потом он увидел то, чего так хотел увидеть. Двор филиала, где работала Катя. У стеклянных дверей двое в масках, с автоматами, у ступеней машина «Скорой помощи». Из дверей врач выводит рыдающую, бьющуюся в истерике женщину, а потом санитары выносят на носилках еще кого-то… Тут носилки заслонила чья-то спина.
Как заведенный, он метался по каналам, но каждый раз натыкался на одно и то же - женщина в истерике, носилки, чья-то спина…
Но он был уже уверен, что разглядел на носилках лицо Кати.
Потом до него дошло, что надо включить мобильник и связаться с Москвой. Через несколько минут он уже знал, что Кате действительно стало плохо, когда в кабинет влетел ОМОН. Она даже не смогла встать из-за стола. Вызвали «Скорую», следователь разрешил отвезти ее в Склиф. На экране в это время замелькали главный «мангум», Ампилогов, депутаты, политологи…
В самолете его мучил лишь один вопрос: что она вам всем сделала? Почему в вашей сваре страдает именно она - ни в чем не повинная, никому не причинившая вреда?
Какие-то знакомые подходили к нему, что-то спрашивали, что-то рассказывали… Он, ничего не слыша и не понимая, продолжал думать только о том, почему страдает Катя? Почему именно она? Кто-то же в этом виноват?
В палату Кати его пустили через несколько дней. Она лежала с закрытыми глазами, лицо у нее было бледное, спокойное. Он на какое-то мгновение почувствовал облегчение - она не страдает!
Потом врач объяснил ему, что потрясение при обыске наложилось на последствия предыдущей травмы, сказалась врожденная слабость сосудов, в результате тяжелый инсульт, кома… Сколько она в таком состоянии пробудет, никто сказать не может. Неделю, месяц, год, два… Возможно все.
- Но что-то же надо делать?
- Нужен постоянный присмотр, чтобы не пропустить момент улучшения… Или ухудшения, - спокойно сказал усталый врач. - Есть одна проверенная частная клиника за городом. Там очень хорошо ухаживают за такими больными. Если хотите, могу дать координаты. Если вам, конечно, это по средствам. Потому как учреждение дорогое.
Через неделю Катю перевезли в клинику. Закончив с формальностями, Негодин зашел к лечащему врачу. Светловолосый лысеющий мужчина с незапоминающимся лицом принялся рассказывать Негодину о состоянии Кати, пересказывая все то, что он уже знал и без него. У Негодина, в последнее время погруженного в свои мысли и потому потерявшего обычную цепкую наблюдательность, через какое-то время появилось ощущение, что он этого Игоря Ефимовича уже где-то видел. Он попытался сосредоточиться и внимательно посмотрел на врача. Игорь Ефимович вдруг заметно растерялся, а потом замолчал. Цапцын! Игорь Цапцын, понял Негодин. Тот самый, которого он изо всех сил запугивал в школе, чтобы избавиться от бандита Якуба…
- Негодин, а я тебя сразу узнал, - сказал Цапцын.
Его непрестанно мучила мысль, что он упустил время, которое по чьей-то команде убыстрило свой бег. После выступления Ампилогова, обысков, выемки документов, арестов счетов в холдинге наступили новые времена. Но на сей раз Негодин их прихода не предугадал, не прочувствовал, не вычислил. Он не разобрал, куда катится, разрастаясь на глазах, снежный ком событий, оставляя за собой черную сырую землю. А ведь его даже предупреждали! В последнем разговоре с начальником были сказаны все слова и даже названы сроки, когда слепленный чьими-то руками снежок покатится с горки, увлекая с собой все, что окажется на его пути. И если бы он не был глух и самоуверен тогда, все можно было бы предусмотреть и не допустить того, что изувечило Катю, переломало их только начавшуюся жизнь…
Он сам во всем виноват!
«Мангумы» оказались ребятами куда более смышлеными и понятливыми, чем высокомерно считал Негодин. И тут он тоже ошибся, ошибся непростительно.
Ребята не стали тратить, как он рассчитывал, бешеные деньги на юридическую и информационную войну с государством. Они просто смылись в Лондон, где давно уже в роскошных квартирах жили их семьи, а потом быстренько продали свои доли акций в холдинге. Причем продали не просто так, а тем структурам, которые были ближе к власти. То есть оказались выше и обид, и принципов. За что и получили не жалкие отступные, а самую настоящую рыночную стоимость. Получили на всю оставшуюся жизнь.
Сам же холдинг, из которого после бегства «мангумов» хладнокровно вывели самые вкусные активы и на который, правда, тут же навесили дикие штрафы за неуплату налогов, захирел, но выжил. В руководство пришли другие люди, и они вполне адекватно восприняли новые, уже цивилизованные правила игры. О политике и думать перестали.
Руководителем Службы безопасности стал мордатый комсомолец лет пятидесяти Костя Жбанов. У него был весьма скромный опыт работы в органах, куда он попал накануне их окончательного развала, но в душе он был верным воспитанником комсомола, в структурах которого провел свои лучшие годы. Он принадлежал к той когорте высших комсомольских начальников, которая собиралась каждый год в день рождения комсомола в тесном кругу. Изрядно, по-комсомольски, выпив, они со слезами на глазах орали потом свою любимую песню «Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым!» и объясняли друг другу, как много хорошего было в комсомоле и как они счастливы, что провели там свою молодость.
Смотреть в эти минуты на их распаренные коньяком и кровяным давлением давно уже не молодые лица было и смешно, и грустно. Негодин знал, что эти люди, так забавно и страстно поющие, такие безобидные и симпатичные на вид, на самом деле составляют что-то вроде тайного ордена, члены которого всячески поддерживают друг друга. И ему это даже импонировало. Но то, что поведал вскоре мордатый Костя Жбанов всем сотрудникам Службы безопасности, привело его в ярость.
Во-первых, Жбанов объявил, что функции Службы безопасности урезаются, упрощаются. Больше никаких войн с государством, никаких тайных операций, никаких силовых и прочих воздействий на конкурентов. Все эти вопросы теперь решаются полюбовно во властных кабинетах. В связи с этим резко снижаются расходы на содержание Службы, а соответственно и оклады сотрудников.
