с еще большей силой и шумом бросался за ней.
— Мы так не можем, — сказал Вадим завистливо.
Наденька капризно сморщилась.
— Однообразно.
Гиганты в очередной раз повторили свой маневр, и здесь Наденька толкнула его на песок, села сверху, принялась молотить кулачками.
— Где это время околачивался? С кем? Тебя надо задушить, задушить, задушить… — и принялась целовать с силой и неистовством. Вскочила.
— Скорей поехали отсюда!
Родители, конечно, гастролировали. И была потрясающая любовь, бурная и долгая, после которой она разрыдалась.
— Неужели мы опять расстанемся? Разве можно после такого расстаться? Мать ребенка вылижет, а я тебя могу. От тебя мне все хорошо.
Тронутый такими неожиданными чувствами, он сказал:
— Поехали на море.
— О! Какое чудо. Я ведь первый день в отпуске.
Потому и к тебе пришла. А ты можешь?..
* * *
Она работала где-то бухгалтером, отпуск две недели. Надо было спешить, и он решил уволиться. К этому шло с тех пор, как он стал работать с Волчком. Бригада была недовольна, за его спиной шли разговоры: видно, бригадир, которому Вадим во всем «признался», не утерпел и рассказал. Никто даже не поинтересовался, сдал он экзамены или нет. Наденька подтолкнула на решительный шаг, он написал заявление и пошел к начальнику цеха. Начальник цеха тоже все знал.
— Ты мне не нужен. Но две недели отработаешь, если захочет бригада.
— С каких пор у рабочих такие права? Все решаете вы, — грубо сказал он начальнику.
— Иди, иди… Как скажут, так и будет.
В бригаде почему-то захотели быть добрыми. Да, они все знали. И допускали, что, коль представился случай подзаработать, терять его не надо. Не на водку же. Строились с матерью, потом она заболела, несмотря ни на что, мотоцикл купил. Как здесь не крутиться? Но завод ради левака бросать не дело. Завод — основа основ! Какие-то подарки могут быть, пусть будут. Но они могут быть, а могут и не быть. Завод же всегда то, что есть.
Вадим был тронут. Они на него, значит, не очень сердиты. И, пожалуй, он бы с удовольствием остался…
— Нет! Я увольняюсь хоть так, хоть эдак. Что хотите думайте, я решения не изменю.
* * *
Что за удивительное получилось путешествие.
С вечера приехал к ней. Собрались, пораньше легли спать. Утром мотоцикл не завелся. Вадим продул карбюратор, почистил свечу, заново установил зажигание — мотоцикл не заводился. Принялся бегать с ним по улице, надеясь завести. Когда вконец обессилел, он дернулся и завелся. Прокатившись по улице, Вадим испытал прилив новых сил.
— Поехали!
Сначала они были счастливы. У «Ковровца» было дурацкое сиденье, пассажир постоянно сползал, но в последний день работы на заводе Вадим сварил из тонких трубок отличный багажник, и теперь Наденька опиралась на привязанные к нему взятую напрокат палатку и собственные самые необходимые вещи. Своим ходом, независимые, неслись они мимо садов, полей, лесопосадок. Вверх — вниз, вверх — вниз! Заблестит впереди, в самой высокой точке, будто вода разлита, через несколько секунд посереет, а когда взлетишь туда, сразу откроется несколько подъемов и спусков до самого горизонта ровной, как стрела, дороги.
На тридцать пятом километре сделали остановку. Потом долго ехали и уже высматривали место для новой остановки, как мотоцикл чихнул и заглох.
Вадим снял крышку прерывателя и почувствовал себя как Робинзон, выброшенный на неизвестный берег. Сломался молоточек прерывателя из текстолита.
Вадим сидел перед мотоциклом, не зная, что делать, неподалеку остановился ИЖ-57, двое деревенских парней были сильно под градусом. Вадим подошел к ним.
— Пиво в Каял ездили пить, у нас нема. А где ж он, твой мотоцикл?
— Да вот же!
Отломавшийся кусочек текстолита парни подпилили крест-накрест трехгранным напильником и привязали к молоточку тонкой проволокой — бесподобное по простоте решение.
— Хоть до Краснодара езжай. А вообще через пяток Километров кущевская станция техобслуживания. Сегодня уже поздно. Переночуй, утром заменишь и поедешь. — Они подарили Вадиму трехгранный напильник и кусочек тонкой проволоки и уехали.
Три дня добирались Вадим с Наденькой до моря.
Он поверил парням, что можно ехать до Краснодара, и решил не терять времени даром. Однако через каждые двадцать пять — тридцать километров проволочка перетиралась и надо было драгоценный кусочек вновь подвязывать. Лишь сотню километров удалось одолеть в первый день, как наступили сумерки, заглохший мотоцикл Вадим втащил в лесопосадку. Палатку ставить он не умел. Нагреб травы, листьев, положил на них палатку. Поужинали Наденькиными припасами. Как это ни странно, оба впервые, если не считать ушедшее в далекое прошлое войны, ночевали под открытым небом. Дико было в обступившей со всех сторон темноте. Спалось плохо. Из двух байковых одеял они одно подстелили под себя, вторым накрылись. Однако кончался август, ночь холодала и холодала, пришлось вытащить из-под себя одеяло, пришлось натянуть на себя всю имевшуюся одежду. Вдруг посреди ночи услышали, как кто-то идет прямо на них, громко шурша листьями. Оба разом сели. Кто-то свернул в сторону, и шум затих.
— Да это зверек! Еж, может быть…
— Поехали-ка завтра домой, — тихонько сказала Надя.
— Ни за что! Я о путешествиях с десяти лет мечтаю. Завтра вернемся в Кущевку, отремонтируемся и до моря все равно доберемся.
На следующий день прибавилась новая поломка — порвался тросик сцепления. Кое-как вернулись в Кущевку. Опять повезло — довольно быстро отремонтировались. Мотоцикл больше не ломался, но дорога до Краснодара, построенная руками наших военнопленных при немцах, была вся в выбоинах, навстречу дул ураганный знойный ветер, мотоцикл при таком сопротивлении был слаб для двоих, мотор перегревался, через каждые двадцать километров приходилось останавливаться. Лишь в полдень третьего дня пересекли Новороссийск и на двадцать третьем километре в сторону Сочи увидели справа ущелье, там несколько палаток, мотоциклы, автомобили. Спустились в этот дикий лагерь, вдоль ручья прошли по тропинке к морю, и, когда остановились на невысокой плоской скале, он от избытка чувств схватил здоровенную корягу и швырнул вниз.
— А если там люди? — сказала Наденька.
Он страшно испугался, подбежал к краю скалы. В тени скалы и правда сидели люди и удивленно смотрели вверх.
Вечером в долгу не осталась подруга. Он разобрался с палаткой, съездил в село Кабардинку и купил еды и вина, разжег костер на берегу ручья. Наступил тихий теплый вечер. Дикари ужинали, вокруг была благодать. Чего бы, казалось, еще? Так нет. Наденька, выпив стакан вина, принялась упрекать.
— Что ты со мной наделал? Посмотри, какие у меня коленки красные. А нос! А лоб! Вся шкура теперь слезет: на кого я буду похожа?
Наступила ночь, вокруг летали светящиеся жучки.
