Герцог Уэйн захватил таблички с древними текстами и, насколько я знаю, у тебя же он позаимствовал некие свидетельства Лагура… Бхурма, — Глория произнесла название похищенных у меня пластин неверно, но я стал ее исправлять. — Уэйн старается вовсе не во славу Британии, он старается для себя и еще кое-каких людей, метящих на престол в случае смерти Чарльза. И мне кажется, в свете последних событий вокруг престола в Лондоне, смерть принца неизбежна, а дни императора сочтены.
— Значит, для тебя эти вещи не что иное, как часть политического капитала и предмет торга, — произнес я, несколько удивленный, что Глория идет со мной на откровения гораздо охотнее, чем я ожидал.
— Все верно, — она кивнула. — У разных людей может быть разное отношение к этим реликвиям: для ученого — это историческая и научная ценность, для политика — это весомый аргумент в борьбе за власть. Указание на способность обрести древние секреты и изменить мир.
— Логично, — согласился я, удивляясь, что мне самому в голову не пришло именно такое приложение скрытой силы древних реликвий. — Только здесь, в России этот аргумент в борьбе за власть не имеет смысла. Скоро на престол взойдет Денис Филофеевич и все вопросы о власти будут окончательно сняты. Какой смысл тебе хлопотать о табличках истории Панди? Лишь для того, чтобы вручить их маркизу Этвуду в знак?..
— Дальше ни слова! Ты хочешь обидеть меня? Пока я не собираюсь передавать эти таблички никому. Я — императрица и не служу никому. Они стали бы моим личным политическим капиталом. Я знаю, что тексты на бронзовых пластинах, которые были у тебя перевести невозможно, единственный путь к тайнику древних могут указать только индийские таблички. Получив их я могла бы единолично держать доступ к тайне древних или делать вид, что держу ее, — Глория замолчала, снова повернулась к окнам, выходящим на запад, и после долгой паузы сказала. — Когда на престо взойдет Денис мне не будет здесь места. Я не собираюсь ждать старость просто сидя в Багряном дворце. Мне ничего иного не остается, как вернуться в Лондон. Разумеется, не сразу. Но очень возможно я туда вернусь.
— Уж не в качестве ли супруги Этвуда Луиса — будущего императора Британии? — догадался я.
— Будет видно, граф. Я и так излишне откровенна с тобой. Эти откровения я позволяю не просто так. Ты обязан мне помочь. Тем более, после того, что я узнала, такая помощь тебе по силам, — с уверенностью сказала императрица.
Что за напасть: я пришел в этот мир, чтобы помочь Артемиде. Затем оказалось, что я помогаю Лето. Потом Гера взяла с меня обещание, что я помогу ей. И вот теперь императрица Глория: по ее мнению, я тоже должен ей помочь.
— Послушай, дорогая, ты же понимаешь… Если я добуду, например, те же самые таблички Истории Панди, то они останутся здесь. Их будет ждать Денис Филофеевич. Я однозначно на стороне цесаревича, на стороне нашего Отечества. В отличие от тебя для меня важнее наши имперские интересы, чем личные. Извини, если это обидно слышать, но это так. И ты без сомнений понимаешь, что это так. Мне непонятно, откуда у тебя уверенность, будто я отдам таблички тебе, если смогу их добыть, — сказал я, старясь прояснить один их главных вопросов в странной позиции Глории.
— Ты отдашь их мне, — императрица подошла ко мне, неожиданно прижалась и поцеловала меня в губы. — Знаешь, почему? — в темных глазах Глории мелькнуло лукавство.
Глава 20
Сделка
Хороший вопрос. На который я не знал ответ. Да, сейчас Глория меня обольщала, при чем очень прямолинейно. Но я не думаю, что ответ, на ее вопрос был столь простым. У нее не может быть уверенности, что Астерий за поцелуй императрицы и пусть даже нечто большее пойдет на встречу там, где завязаны самые серьезные интересы империи.
— Ты обольщаешь? Императрица и роскошная женщина в одном прекрасном теле, — мой взгляд невольно скользнул вниз к откровенному декольте. Конечно, она умела подать себя. Иначе самыми властными мужчинами управлять не так просто.
— Если хочешь думать так, то думай, — глаза Глории по-прежнему излучали лукавство. — Но еще я призываю к здравому смыслу. Сам подумай, граф, зачем тебе или царевичу оригиналы индийских табличек?
Над этим вопросом я как раз уже думал и не один раз. А что касается здравого смысла, я пока я не стал спрашивать в чем он, по ее императорскому мнению. Вместо этого, поймав ее руку прошептал:
— Где у тебя спальня?
— Какой ты податливый мальчик! Даже не желаешь узнать, в чем выгода отдать таблички мне? Елецкий, мне становится страшно за нашу империю, если ты готов продать ее интересы лишь за один поцелуй женщины, — она рассмеялась, довольная своей игрой. — Только учти, я императрица, а не шлюха. И я не меняю свое тело на какие-либо услуги, пусть даже для кого-то жизненно важные.
— У меня не было таких мыслей, ваше величество. И знаете, что нас делает похожими сейчас? Я тоже не торгую интересами Отечества, но если речь о табличках индийского Семицарствия, то для Отечества важны не таблички, а перевод текста на них. Для этого мне достаточно иметь копию текста с них, — сказав это, я подумал, что после того, как у меня начался получаться перевод Свидетельств Лагура Бархума, лишь обращаясь к энергоинформационному полю клинков, индийские таблички и вовсе потеряли для меня ценность. Если они окажутся в моих руках, то почему бы не отдать их Глории за поцелуй или даже милую улыбку?
— Именно так, Елецкий. Поэтому я и заговорила о здравом смысле. Мне тоже достаточно иметь просто содержащийся на них текст. Но таблички для женщины в моем государственном положении как бы солиднее. Поэтому, я уверенна, эти индийские древности ты без лишних разговоров отдашь мне. При этом интересы государства не пострадают, даже если тебе очень не нравится политика, которую я до сих пор проводила. Но… — она отошла от меня к столу, на котором в беспорядке были разбросаны газеты. — Нашему общему врагу, герцогу Уэйну тоже достаточно иметь просто текст Истории Панди. В отличие от нас он его уже имеет. Открою еще то, что мне известно: Свидетельства… как его
