Председатель беззвучно свалился на грязный пол, уставившись стеклянными глазами в заляпанный пол.
— Вот теперь поговорим! — незнакомец держался на удивление уверенно.
Ебата слез со стола, подошел к ночному визитеру, жадно обнюхивая.
— Ты из нашего клана, — не без удивления сказал он. — Запах знакомый, но вижу тебя в первый раз. Имя!
— Мирча из рода Дракулы!
Всю спесь и уверенность с Ебаты как ветром сдуло. Несколько минут он вглядывался в лицо Мирчи.
— Не может быть! У Дракулы не было детей! Хотя его жена вполне могла родить…
— Которая жена — первая или вторая?
— Вторая, — брякнул Ебата и вдруг осекся: — Откуда про первую знаешь? В книжках об этом ни слова.
— Плох тот сын, кто ничего не знает про свою мать. Меня воспитали хорошим сыном.
— И кто твоя мать? — осклабился Ебата.
— Имя Виорика тебе о чем-нибудь говорит?
Ебата не скрыл удивления:
— Вот оно как, оказывается! Проросло семечко, когда не ждали. Виорика, говоришь?! Она ж пропала!
— Да видно не совсем, раз я тут!
— А похож! — весело всплеснул руками Ебата. — Вылитый князь, только моложе будешь. То-то батюшка твой обрадуется!
— Неужели? А не он ли матушке моей живот вспороть хотел, чтобы посмотреть — есть ли кто во чреве или нет?! И не он ли ее раз за разом силой брал, да тебе предлагал потешиться!
— С ума спятил? Сказки народные слушать?! Оговорили князя! Первой кровью клянусь — оговорили!
— И про тебя все знаю, — с ненавистью прошипел Мирча. — Как ты мать мою по лесу, словно собаку пархатую гонял, как издевался над ней, пока в княгинях ходила, и как служанку ее любимую загрыз во дворе, и как пальцев лишился — все знаю!
— Откуда ж такие познания, юноша? — первый шок прошел, и к Ебате вернулся его вальяжно-развязный тон. — Хотя погоди минутку, сам догадаюсь: неужели бабуля твоя постаралась? Мало ей собственной ненависти, так и в тебе червоточинку завела! Теперь и не удалить, хоть каленым железом жги!
— Не трогай Аргенту! — черные глаза гневно сузились. — Ты и ногтя ее не стоишь!
— Ее тронешь — без пальцев останешься! Не баба — чисто преисподняя. Все! Молчу-молчу. Может, сменим тему? А то у меня от воспоминаний живот пучит. Не люблю, знаешь ли, прошлое. Мне настоящее по вкусу. Слушай, Мирча, ты не голоден часом? Оно, конечно, здесь все остыло, но, тем не менее, можешь воспользоваться. Особенно хороша мертвая графиня — теперь и в самом деле мертвая — рекомендую! Дивный вкус! Председатель так себе: порфирия странная штука, никогда не знаешь, какую гадость подцепишь. Или вон журналистка — еще живая — каким ветром ее сюда занесло, не знаю. Но как ужин тоже может пригодиться…
Мирча приподнял губу, показав острый клык. Ебата, сам не понимая, почему, вдруг попятился. Вроде и ничего особенного в молодом вампире, а как-то боязно. Лучше не связываться.
Мирча натянул черные перчатки:
— Не имею привычки пользоваться объедками с чужого стола, милейший. Что же касается журналистки, то это моя невеста. Было бы глупо употребить ее не по назначению.
— Как романтично, юноша! — старый вампир насмешливо сложил руки на груди. — И как трогательно! Вампир полюбил простую деву. В какую компьютерную игрушку нынче ни ткни, в любой — этот сюжет. Вот только хэппи-энда не получится.
— Отчего ж?
— Да ты на нее посмотри! Сдаст тебя при первом намеке на сенсацию!
Мирча рассмеялся:
— Кто нынче верит в детей тьмы? Разве что режиссеры голливудские! Так они отсюда далеко! Да и не успеет: все ее мысли наперед знаю.
— Истинный сын своего отца, — почтительно склонился Ебата. — Только Дракуле и удавалось мысли других читать, да направлять детей ночи, куда ему было нужно.
— Что ж тебя, убогого, не направил?
Мирча с легкостью поднял Вику на руки и направился к выходу.
— Подожди! Что сказать твоему отцу?
— У меня нет отца! А своему хозяину передай, чтобы катился куда подальше!
* * *
Ночь, смешавшая звуки, запахи и желания в один сумрачный коктейль. Ночь, расставляющая знаки препинания по правилам и без всяких правил. Ночь, принимающая верные и гиблые решения. Уйти или остаться? Взять с собой или бросить? В первый раз Мирча не знал, как поступить. Француженки, итальянки, польки, шведки, немки — он давно потерял счет своим любовным победам, но ни одна не затронула того сгустка, который люди почему-то называют сердцем. Вика тоже не исключение. Он равнодушно посмотрел на безвольное тело, лежащее на кровати.
Прощай, дорогая! Судьба преподнесла тебе такой шанс, а ты, глупая, его не разглядела.
Прощай!
— Где материал, Вика?
— Я не знаю. Наверное, я просто не успела…
— Наверное, или не успели?
— Извините, можно я водички?
— Пейте. Вы действительно очень плохо выглядите. Грипп?
— Не знаю, только голова очень кружится, и в глазах темно. Можно я домой пойду, Сергей Иванович?
— Идите, бог с вами.
Вика вышла из кабинета и без сил прислонилась к стене. Что с ней? Лоб горит, а температуры нет. Что вообще вчера было? Проснулась ночью, в собственной постели. И, главное, ничего не помнит. В ежедневнике запись, что сначала должна встретиться с Мирчей, потом — заседание петербургского общества вампиров. Нужно посетить и сделать материал. Вика набрала номер Мирчи, чтобы в очередной раз послушать длинные гудки. Полдня не отвечает. Встретились они или нет? Добрались ли они до этого общества? Да что ж такое?! Хотелось поскорее вернуться домой, лечь в постель и спать, спать, спать…
— Викуш, кофе будешь?
— Нет, — она тупо уставилась на секретаря, понимая, что в таком состоянии сама до дома не доберется. — Меня домой отпустили.
— А, а я новости опять мониторю. Нет, ну, посмотри, что в мире делается! — встряхнула кудряшками секретарша редакции. — Семнадцать человек посреди дня замочили!
— Где? — без особого интереса спросила Вика.
— В обществе петербургских вампиров. Надо же, я и не знала, что у нас есть такое! Представляешь, там такая расчлененка! Говорят, настоящий вампир поработал! Ты, что так побледнела?
Вика не ответила. Словно во сне, накинула пальто и вжикнула молнией на левом замшевом сапожке.
— Вика… — булькнула секретарь. — Твои сапоги… они ведь не в крови, правда?
Острая боль расколола сознание, и Вика без звука повалилась на кожаный диван.
* * *
Дракула проснулся оттого, что лицо ему щекотал отвратительно пахнувший веник. Приоткрыл один глаза и недовольно уставился на пьяно-ухмыляющегося Ебату.
