меня из кабинета. А дело было в первой половине дня. Через три часа снова вызывает, трясется весь. Позвонил, говорит, знакомому полицейскому начальству, те все и устроили. Связались с тамошней полицией, те по-тихому проверили, даже фото сделали. Особа, проживающая в таком-то доме по Паульштрассе. Этот снимок телефаксом отправили. Мне показал. Слушай, я ее сразу узнала, она действительно там живет. Как вам это удалось, скажи?
– Дальше.
– Давай метаться по кабинету, как волк в клетке. Эта дама хорошо выглядит, миловидная, глаза грустные. Если и поправилась, то немного. Двадцать лет, конечно, прошло, не сказать что все такая же, но… хорошо, в общем, сохранилась. Я таким Лучинского еще не видела – возбужденный, глаза горят. Что делать, говорит, просит, короче, моего мудрого женского совета.
– И уже к черту свое «грязное» детище, элементарную безопасность, – усмехнулся Зимин.
– О безопасности он помнит, во всяком случае, понимает, что просто так его не отпустят. Гадает: может, позвонить? Я уже тревожиться начала – мало ли чем такие звонки кончаются. Но он сам отказался – нет, не то. Потом другая идея пришла: пусть, мол, парни съездят и привезут ее сюда. Идея, конечно, скверная. Это что за любовь, Владимир Натанович? Не оставляете даме выбора, да еще и испугают ее ваши здоровяки. Попахивает насилием над личностью. А вдруг она не захочет? Забыла вас, разлюбила, считает исчадием ада? Флаг вам, конечно, в руки, но тогда не спрашивайте мудрого женского совета. Он опомнился, начал адекватно мыслить. Мол, самому надо ехать, с цветами под вечер завалиться… – Дина за-мялась.
– И в чем проблема?
– Завтра и послезавтра – ответственные испытания. Он должен на них присутствовать. Вроде понял, согласен подождать. Узнает Анфиса, куда он собрался… лучше такого не допускать. В общем, готов потерпеть два дня, не больше. Слушай, мне не по себе, как можно пронести такое чувство через всю жизнь? Ведь я уже почти согласна с тобой: да, одержимый маньяк, готов убивать и калечить людей ради своих научных амбиций; опасный для общества тип… Ладно, молчи, чужая душа – потемки. Он сразу поставил условие: поедешь со мной. Я немного поотнекивалась, для проформы…
– Важный момент, дорогая, – Зимин напрягся. – Я тоже должен ехать. Иначе на родину потом не выберусь. Да и тебя одну оставлять нельзя…
– И как я это объясню Лучинскому? Звучит странно, согласись.
– Да хоть как, дорогая. Напрягись, вывернись наизнанку. Я уже дурею тут взаперти, света белого не вижу. Скоро в Мюнхен, там опять запрут. Для чего бежал из тюрьмы народов? Чтобы снова загреметь в тюрьму? Германию хочу посмотреть, дорожной пылью подышать. Да и тебе будет скучно без меня, мы все-таки молодожены…
– Хорошо, я попробую. Ты в курсе, что будет конвой?
– Переживем.
«Будет не только конвой, – подумал Зимин, – будут происки израильтян и их антагонистов – иранцев. И для купирования этой угрозы существует Вернер».
На следующий день он сел в машину и отправился в Аусвальде. Израильтяне не беспокоили. Приклеилась машина с сотрудниками Бигля, но в этом большой опасности не было. Парни работали по инерции, с ленцой – скорее охраняли, чем следили.
Андрей поставил машину перед входом в супермаркет, забрал с улицы тележку и пошел внутрь. Оказавшись в магазине, прилип к витрине. Соглядатаи внутрь не пошли, помялись у входа, закурили и пошли к машине. Отлично! За кассами располагался закуток с таксофонами. Хватило полутора минут – дозвониться, произнести условную фразу, дождаться подтверждения, что поняли правильно. Через двадцать минут он вышел из магазина с картонным пакетом. Пристроил покупки на заднее сиденье и покатил в свою «золотую клетку».
– Владимир Натанович согласен потерпеть тебя в его машине, – объявила вечером Дина. – Ему вообще без разницы. Сбились ориентиры в мозгу. Но немцы недовольны. Они не понимают, почему Владимир Натанович должен куда-то ехать. Причину он не назвал, но Бигль догадывается – видел телефакс. Слава богу, он не связывает Ингу Ленц с нами. Считает это блажью. У них был крупный скандал, Владимир Натанович орал как подорванный. Похоже, Биглю придется подчиниться. Но на конвой он точно не поскупится. Ты уверен, что все будет нормально? У меня какие-то смутные предчувствия.
Зимин прижал ее к себе, поцеловал.
– Это не предчувствия, моя хорошая, это просто волнение, оно всегда есть в нашей работе. Прорвемся, не переживай.
Мир сузился до ширины асфальтовой дороги, в голове ухали пушки Петропавловской крепости. Черный как сажа, удлиненный внедорожник «Шевроле» уверенно катил по шоссе. За окнами мелькали пейзажи Баварии: облетающие дубовые рощи, пожелтевшие сельскохозяйственные угодья. Сохранять спокойствие становилось все труднее.
Салон автомобиля был просторным. Внушительный субъект, по фамилии, кажется, Штайзер, вертел баранку. Рядом с ним, провожая глазами столбы электропередач, расположился Бигль. Лучинский устроился за ними, он был сегодня в лучшем костюме, пострижен, надушен. Явно нервничал, на месте не сиделось, то съезжал к правому борту, то к левому. Бигль посматривал на него в зеркало, недовольно хмурился.
Салон был вытянутый, за спиной Лучинского размещались два продольных сиденья – как в «кукурузнике», – и всякий раз, когда водитель набирал скорость, возникало ощущение, что пора выбрасываться с парашютом… Впрочем, машина была комфортная, с мягкими сиденьями. Западному автопрому было чем похвастаться.
Дина сидела рядом, улыбалась мучнистой улыбкой, держала в своей руке руку «спутника жизни». Напротив обосновался еще один тип из службы безопасности – некто Стоцки, – мужчина немногословный, хорошо развитый и, слава богу, воспитанный: постоянно отводил глаза. Дина большей частью молчала, все больше бледнея.
– Эй, друзья мои, в чем дело? – повернулся к ним и подмигнул Лучинский. – Почему такие неживые? Случилось что?
– Дядя Володя, побойтесь бога, не спрашивайте, – пробормотала Дина. – Сами посадили нас сзади, а теперь спрашиваете… Укачивает сильно…
– Так это пройдет, – осклабился Лучинский. – Все в порядке, душа моя, нам ехать меньше трехсот километров, три часа – и мы на месте. Ты скажи, когда совсем плохо станет, остановимся…
Он сам неважно себя чувствовал: то бледнел, то наливался румянцем. Словно чувствовал какую-то каверзу. Насчет трехсот километров Владимир Натанович загнул, Зимин перед поездкой изучал карту. Существовала масса шоссейных дорог, несколько подходящих маршрутов, и все они насчитывали порядка четырехсот километров. Но в принципе не страшно, идеальные дороги, комфортабельное средство передвижения, несколько часов – и все.
Маленькую колонну возглавлял быстроногий «Мерседес-Бенц-240», смутно напоминающий отечественную «Волгу», – на него ориентировался Штайзер. В «Мерседесе» находились еще трое.
Дина была права, конвой подобрался внушительный. А что на уме у Вернера, Андрей просто не знал. Он старался не вертеть головой, но все же иногда вытягивал шею. «Мерседес» уверенно прокладывал дорогу, обгоняя тихоходные транспортные средства.
Выехали из
