ответил Сигурд после недолгого раздумья. — Было бы железо, а золото добудем.
Он пошел в зал, откуда до королевы вскоре донеслись восторженные вопли и обрывки фраз вроде такой:
— Отважный Осред! Дарую тебе титул ярла и эту цепь как знак твоей власти. Принимаешь ли ты ее?
— Принимаю, мой король и клянусь тебе в верности!
— Отважный Сигульф! Дарую тебе титул ярла и эту цепь как знак твоей власти. Принимаешь ли ты ее?
— Принимаю, мой король и клянусь тебе в верности!
И так два десятка раз. Леутхайд знала, что последует за этим, и слуги уже поставили на подносы хлеб, жареное мясо и сало. Они открывали бочонки с вином и готовили кубки. Саксы пили ничуть не меньше данов, а ведь даны пили очень и очень много. Оставался еще один очень важный вопрос до того, как начнется пир. Она прислушалась. А… вот же он!
— Я предлагаю породниться, отважные мужи! — сказал Сигурд. — Пусть ярлы из саксов отдадут своих дочерей за ярлов данов. А ваши гезиты, служилые люди, пусть отдадут своих дочерей за моих хирдманов. Так мы станем одним народом, повязанные узами крови, и никогда больше не поднимем друг на друга свои мечи.
— Да, это будет нелишним, бретвальда Сигурд, — раздался голос Хоссы, ярла из Уэссекса. — Ведь король Освальд Нортумбрийский уже собирает свою армию. Кинегильс был его зятем.
— Освальд не пойдет на нас в этом году, — прогудел в ответ Сигурд. — Он ждет набега самого Эйнара Который сжег Руан. Он от страха гадит под себя и смотрит со скалы на море. Скоро полосатые паруса данов покроют воды около Бамбурга! Ему еще долго будет не до нас!
— А Пенда Мерсийский? — раздался тот же голос. — Он соберет свою армию и договорится с Эссексом и Восточными англами!
— Оставим их на следующий год, — ответил Сигурд. — Слона надо есть по частям. Ты когда-нибудь видел слона, отважный Хосса? Я тебе сейчас покажу книжку, которую про меня написал великий логофет Египта. Там есть картинка. Я убил такого в битве при…
Леутхайд вздохнула и пошла к себе. Она устала, у нее тянул живот, а гулять почтенные мужи будут долго и, скорее всего, не один день.
* * *
Титанических размеров кровать, каких еще не видела Британия, вместила королевскую чету без малейшего для их обширных телес утеснения. Сигурд испуганно погрузился в пышную перину, взбитую служанками на два локтя в высоту, и теперь лежал, прислушиваясь к незнакомым ранее ощущениям. Ему нравилось…
— Так вот, она какая, роскошная жизнь! — пробурчал Сигурд, который даже пошевелиться боялся. — Неужели все короли так живут? В Дании точно нет. Клянусь сиськами Фрейи, приятно-то как!
— Ага! — на лице Леутхайд застыла блаженная улыбка. — Птицы ощипали столько, что и не выговорить! На этой неделе баню заканчивают. Будем теперь как приличные люди в Братиславе жить.
— Не, — глубокомысленно ответил Сигурд, разглядывая затейливую бахрому сажи на балках потолка. — Мне как в Братиславе не надо. У меня денег столько нет. Мне и так хорошо. Да чтоб я сдох! Мягко-то как!
— Надо служанкам сказать, чтобы выскоблили тут все, — сказала Леутхвйд со вздохом. Ее сажа на потолке жутко раздражала. — А потом печника из Словении выпишем. Так надоело дым глотать.
— Выпиши, если хочешь, — Сигурду было совершенно все равно. Он пребывал на вершине блаженства.
— Купцы из Аквитании приплыли, — продолжила Леутхайд, которая, закряхтев, перевернулась на другой бок. — Говорят, император умер.
— Старый или молодой? — заинтересовался Сигурд.
— Вроде старый, — ответила ему жена. — Зимой еще.
— Не повезло, — глубокомысленно сказал Сигурд. — Воин добрый, а в постели, как баба, помер. Боги не примут его.
— Кстати, о богах… — Леутхайд взяла многозначительную паузу. — Ты же помнишь, что я на сносях, муж мой?
— Ну! — удивленно посмотрел на нее Сигурд. — Как тут забыть! Жду не дождусь. Мои орехи уже скоро лопнут от воздержания, а все служанки от меня шарахаются. Даже старые и страшные. Это ты их запугала? Признавайся, жена! Если ты, то это было очень некрасиво с твоей стороны!
— Терпи! Я же терплю! — отмахнулась от него Леутхайд, которая поспешила перевести разговор на другую тему. — Все бы тебе вон чего… И вообще, я не об этом! Я на сносях, и ты меня бить не будешь. Обещаешь?
— Да за что тебя бить-то? — подозрительно посмотрел на нее Сигурд. — А если и натворила чего, то ладно, прощаю. Клянусь! Я даже пальцем тебя не трону.
— Тот ромей в Карфагене тебя не понял, — со вздохом ответил Леутхайд. — Он когда буквы делал, ошибся. Тут святые отцы прочитали название корабля и негодуют весьма. Говорят, мерзость это великая. Негоже христианскому королю на такой нечестивой лохани плавать.
— Да? И что он там написал? — Сигурд заинтересованно повернулся к жене.
— Отрыжка Локи, — ответила Леутхайд и зажмурила глаза от страха, ожидая крепкой затрещины.
Но вместо этого она услышала гомерический хохот мужа, который очень скоро перешел во всхлипы и почти неприличное для такой туши повизгивание. Сигурд даже плакал от смеха, а когда успокоился, пояснил.
— Да за что мне тебя бить, глупая? Это же лучшая новость из всех, что я слышал.
— Почему это? — изумилась Леутхайд, которая долго не могла решиться на столь отчаянный шаг. — Чего в ней хорошего-то? Название похабное, а ты за эти буквы целых три солида отдал.
— Ты не понимаешь, женщина! — покровительственно сказал Сигурд. — Это же лучшая из шуток великого шутника. Сам бог Локи подарил нам свое благословение. А как еще, по-твоему, с нами общаются боги? Он тебе гонца, что ли, с письмом прислать должен? Так я все равно читать не умею. Надо парням рассказать, пусть тоже порадуются!
— Ну тогда, наверное, и дворец новый построим! — с робким воодушевлением сказала Леутхайд. — Тут зимой так по ногам дует, что просто сил нет! Сигурд! — она ткнула мужа локтем в бок. — Сигурд!
Но его величество не слышал. Он крепко спал. Вчера по пьяному делу ярлы с запада, измученные набегами бриттов, уговорили его сходить на Думнонию. Он совсем забыл, что южнее Темзы осталось еще одно независимое королевство. Ну ничего, еще
