питаться людьми, да еще пытать их перед этим… – Он горько покачал головой.
Неожиданно Мар навострил уши. Харпа вскинула бровь.
– Ты чего это?
– Тсс! – шикнул на нее тот. – Неужто не слышите? Плачет кто-то. – Он склонил голову набок. – Под полом.
Теперь уже и остальные настороженно прислушались. Издалека, и вправду будто бы из-под земли, доносились глухие, отрывистые звуки.
Друзья лихорадочно огляделись, тщась отыскать хоть какой-то намек на крышку погреба в полу. Но доски лежали ровно и непрерывно. Вдруг Харпа, стоявшая подле огромного резного сундука, подозрительно сощурилась.
– Ну а ты чего? – не преминул поддеть ее Мар.
– Сундук недавно двигали, – пояснила та.
Навалившись всем весом на тяжеленный с виду ящик, девушка оттолкнула его в сторону. С довольным видом отряхнула руки.
В полу темнела истертая продолговатая крышка с длинной железной ручкой, утопленной в вырубленном отверстии половицы. Харпа подняла ручку.
– Ну-ка, поглядим, что тут у нас? – И откинула крышку.
В воздух взметнулось серое облако пыли. Девушка отмахнулась рукой и невольно закашлялась. Под полом царила кромешная темнота. Не такая, когда мир кажется расплывчатым, серым, но сплошная, непроглядная, словно ты внезапно ослеп. Рыданий больше не было слышно.
– Ну, и кто туда полезет? – осклабился Мар.
В полумраке его широкая клыкастая улыбка казалась воистину зловещей.
– Думаю, я, – решительно заявила Хейта. – Кто бы там ни прятался, он и так до смерти перепуган. Его успокоить надо, а не доконать. Полагаю, для этой цели я гожусь лучше всего. К тому же, как Чара, я говорю на всех языках, в том числе по-дэронгски.
Спорить с ней никто не стал. Выткав из света волшебный фонарик, девушка склонилась над погребом и проговорила:
– Анэ ормэ! Имэ ам лэйр илонэ[13].
Утвердив ноги на шатких ступеньках, она принялась осторожно спускаться. Фонарик, дежуривший у ее плеча, тотчас двинулся следом.
Погреб оказался не очень глубоким, но просторным и длинным. То тут, то там с деревянных балок свисала густая пыльная паутина. Тяжелый запах сырости назойливо лез в нос. Видимо, в паводки и дожди погреб время от времени подтапливало.
Хейта шла медленно, касаясь рукой прохладной, щербатой стены, – чтобы не упасть. Наконец вместо скрипучих досок ноги ощутили мягкий земляной пол.
Возле стены стояло несколько бочек, как видно, с вином, и бочонков пять поменьше, от которых сладко пахло медом. В корзинах темнели крепкие ягоды кроваво-красного шиповника, золотился шероховатый лук, рыжели пузатые тыквы.
Хейта отмечала это про себя как бы между делом, но взгляд ее был всецело прикован к темным углам, куда не доставал свет ее волшебного фонарика, к узким закуткам, где мог скрываться неведомый, объятый трепетом беглец.
Свернув в единственный закоулок, девушка неожиданно увидела его. Чистое личико сердечком. Вздернутый носик. Темные глазки-орешки. Высокие тонкие брови дугой. На щеках грязные полоски от слез. И волнистые ручьи огненно-рыжих волос. Беглец оказался беглянкой. Лет восьми или около того.
Вперив в Хейту полубезумный, отчаянный взор, она, как видно, изо всех сил держалась, чтобы снова не зарыдать.
– Анэ ормэ, – так мягко, как только могла, прошептала девушка и сделала шаг вперед.
Фонарик над ее плечом всколыхнулся, и Хейта увидела, как безотчетных страх на детском лице сменился выражением ледяного, кромешного ужаса. Девочка задрожала всем телом и еще сильнее вжалась худеньким тельцем в каменную стену подземелья.
Хейта немедля остановилась и, примирительно вскинув руки, проговорила:
– Им анэ ад лонэ[14]. – И, указав на себя, добавила: – Орэя[15].
В детских глазах промелькнуло что-то вроде недоверия, потом – робкой тени удивления и даже любопытства. И если она и не успокоилась совсем, то дрожать стала меньше.
Вновь коснувшись себя, девушка улыбнулась мягко.
– Хейта.
Девочка долго молчала, сверля ее напряженным, испытующим взором. И наконец проронила:
– Тэя.
Хейта протянула руку.
– Илоэ ам имэ, Тэя[16].
Девочка помедлила, подалась вперед и вложила Хейте в ладонь тонкие ледяные пальчики. Только теперь Хейту осенило, что дрожала та еще и от холода. Ведь неведомо сколько она просидела тут в одной рубашке на сыром земляном полу!
Мысленно кляня себя за недогадливость, девушка сбросила с плеч дорожный мешок, нашарила теплое одеяло и плотно закутала беглянку с головы до ног, так что остался торчать только вздернутый веснушчатый носик.
Спросила чутко:
– Ото илэро?[17]
Тэя поспешно кивнула.
– Эт лэнтэ оморэ?[18]
Снова кивок. Вопросительный взгляд.
– Отэ илэа имэ арэнте[19]. – Хейта виновато пожала плечами. – Эи дэронгэ анэ лэнтэ[20].
Приметив ее замешательство, девушка мягко добавила на всеобщем:
– Там тепло. Пойдем, тебе надо согреться.
Позволив себя увести, Тэя принялась неторопливо взбираться по лестнице. Хейта поддерживала ее, уберегая от падения. А наверху девочку уже поджидали заботливые руки Гэдора.
Как только волшебный фонарик выплыл наружу, Харпа проворно захлопнула крышку погреба, чтобы никто туда ненароком не свалился.
Всё еще шмыгая носом, рыженькая беглянка медленно попятилась и, прижавшись к Хейте, принялась исподлобья разглядывать остальных.
– Ну-ка, кто тут у нас? – добродушно улыбнулся следопыт.
Девочка молчала.
– Ее имя Тэя, – ответила Хейта. – И она говорит на всеобщем. А больше мне пока ничего не известно.
– Гэдор, – представился тот и по очереди назвал остальных. – Я тоже из дэронгов, из деревни под названием Крам.
Заслышав это, Тэя вытаращила глаза.
– Что такое? – недоуменно воскликнул следопыт.
– Там нет никого, – проговорила девочка нараспев, на дэронгский манер. – Не осталось. Как и здесь. Упыри забрали всех.
– Вон оно как, – нахмурился Гэдор. – Значит, все-таки упыри.
– Ты не знаешь? – непонимающе сдвинула брови Тэя.
Тот качнул головой.
– Я не был в деревне уже много лет.
Девочка кивнула, как бы соглашаясь с собственными мыслями.
– Вот почему я тебя не помню.
– Давно это случилось? – спросил Брон.
Тэя неопределенно пожала плечами.
– Неделю назад.
– А… здесь? – прищурился Мар.
– Нынче ночью, – выдохнула та.
– Ты что-нибудь видела?
Тэя покачала головой.
– Я в погребе была.
– Родители спрятали? – подала голос Харпа.
– Отец, – ответила девочка. – Мы вдвоем с ним жили. Мать от горячки в прошлом году померла.
В доме на миг сделалось тихо. Всем разом припомнились багрово-красные пятна на полу. Так вот чья это была кровь. Отца Тэи. Перед ними не просто девочка стояла. Сирота.
В ушах у следопыта вновь зазвучали строки из стихотворения, которое он припомнил намедни. Три сестры, три сироты, Морэй, Торэй и Крам… Неведомый сказитель, верно, не понаслышке знал, как сурова жизнь в этих глухих краях. Гэдор незаметно подвинул ногу, прикрыв злополучные пятна сапогом.
Хейта тем временем ласково приобняла девочку за плечи.
– Проголодалась, поди?
Тэя пожала плечами.
– Конечно, проголодалась! – подхватил Гэдор. – Ты ведь не
