муж сё. Помянула его втрое чаще, чем за все время ранее. Не к добру» — подумалось мне.
— Вы желаете, чтобы я принял участие в неком вполне определённом одеянии?
— Что в тебе мне нравится, Степан, так это догадливость.
— Благодарю на добром слове. Я не слишком силен в этом деле, имею ввиду что носили при государе Павле Петровиче, потому с радостью приму помощь.
— Хорошо. — почти ослепительная улыбка показала, что я на верном пути. — Офицером вырядиться тебе нельзя. Оскорбительно. Кем же ещё? Да, задал государь задачку.
— Государь? — с невинным видом уточнил я.
— Ведь это его мысль с маскарадом. — не менее невинно подтвердила Долли.
— Что же делать?
— Ты будешь казаком.
— Я? Но это не менее оскорбительно для настоящих казаков.
— Чем же? Ты мужик и они тоже.
Я промолчал.
— Должно быть, ты не умеешь сражаться саблей?
— Умею, но неважнецки… Сражаться? На маскараде?! Ваше сиятельство?
— Мало ли что. — буркнула Долли с лёгким смущением. — Да и нельзя оружие брать так, чтобы видно было. Это нужно уточнить. Но можно взять булаву.
— Булаву?!
— Да. Сама видела как какой-то казак носил булаву.
— Должно быть атаман. Но я…
— Неважно. Булава — прекрасный выбор. Такой здоровяк как ты должен уметь ей орудовать. Ведь это просто дубина.
— Вы меня откровенно пугаете.
— Неужели ты из тех мужчин, что бывают храбрыми только спьяну?
— Нет. Меня пугают ваши намёки.
— Я помогаю подобрать костюм неопытному человеку, ничего более.
— Спасибо, ваше светлость. Мне было почудилось, что вы собираете меня на войну.
— Какую войну? — как ей удаётся так хлопать глазами? — Нет, на бал. Маскарад. Какая война может быть на маскараде? Ещё тебе нужны пистолеты. Надо подумать как их спрятать.
— Пистолеты?!
— Казаки их носят. Сама видела. Тогда можно и не прятать. В кайнем случае у казаков такие широкие штаны, что… Нет, ты ведь будешь не просто казак, а гвардеец.
— Стоп, стоп, стоп! Зачем пистолеты?
— Казак и без оружия?
— Вы сами только что говорили — нельзя саблю. Логично, что нельзя и пистолеты.
— Да, твоя правда. Что же делать?
— Что?
— Пронести пистолеты тайком.
— В шароварах? — несмотря на растущее беспокойство (интуиция просто била в набат), я рассмеялся представив как достаю из посреди бала.
— В юбках.
— Как?! Казак в юбках?
— Быть глупым тебе не к лицу. — графиня вновь задумалась, нервно покусывая кончик веера.
— Довольно поначалу булавы. — вынесла она итоговый вердикт. Если что, то тебе помогут.
— Ваша светлость, вы говорите загадками. Вы что-то подозреваете и ждёте от меня понимания. Я готов, но проясните ситуацию.
— Ещё яснее? — насмешливо изумилась Фикельмон. — Бал. Маскарад. Будет праздник.
— Это я понял.
— Там будут… — она запнулась. — Конкурсы. Игры. Нужно быть готовым ко всему. Тем более, ты будешь не обычный казак, а лейб-гвардии, что значит — защитник государя. Положение обязывает. И удобно — танцевать не придётся, иначе уже мне станет страшно за ноги неповинных женщин.
Да, Долли почти прямым текстом говорила, что на балу произойдёт (по её мнению) нечто эдакое, что лучше мне вооружиться до зубов и торчать рядом с императором, благо узнать его не составит труда. С полной уверенностью в моем согласии. Что здесь — голый расчёт или апломб аристократки? И что произойдёт? Хотелось думать, что барышня глупая, где-то что-то услышала, навоображала, и… Но я уже знал Долли.
«Да будь вы прокляты все. — злость поднялась изнутри меня. — Всё вам неймется. Интриганы хреновы. Придётся крепко это обдумать. Но есть и плюсы. Кажется, я сам не заметил, как прошёл некие уровни проверки от госпожи Фикельмон. Сделаем же так, чтобы они не превратились в кресты. Неужели опять покушение на царя? Все эти слухи о войне, отчего нет? Тут что-то может и похитрее».
— Александру Сергеевичу тоже вооружаться? — спросил я вслух.
Долли закатила глаза и издала прртяжный вздох.
— Ну почему стоит похвалить за сообразительность, как ты сразу просишь подзатыльник? — всплеснула графиня руками. — Почему?
От ответа, что без бутылки её не понять, я удержался.
Глава 22
В которой Степан знакомится с особенностями светских раутов.
Все дворцы похожи друг на друга. Подчеркнутая индивидуальность каждого строения, почерк руки архитектора, всё это размывалось в глазах привычного зрителя когда увиденных им дворцов становилось много. Всё те же паркетные полы, высота потолков, схожие анфилады, люстры, позолота и даже мебель. Быть может, поэтому сын Афанасиевич поймал себя на том, что мечтает провести неделю-другую в каком-нибудь бунгало на берегу океана. Они, бунгало, имеют схожесть ещё большую, но на какое-то время в самый раз.
Аничков сиял. В царской резиденции старались экономить незаметно. Но роскошь не вызывала в нем почти никаких чувств. Вызывало другое.
— Что-то зажаты вы ныне, Степан. Обыкновенно вы смелее. Но я вас понимаю. Неловкость здесь дорого стоит. — сочувственно шепнула Долли, с трудом сдерживая смех от вида то красневшего, то бледневшего «мужика».
— Подавлен-с, ваше сиятельство, — донёсся ответный шёпот. — Дворец всё-таки. Высшее общество. Культура-с. Манера не обучен-с. Вот и волнуюсь.
— Полно вам. Успокойтесь. Зубы ваши скрипят громче сапог. — не оценила Долли отшучиваний.
При всем своём опыте и таланте читать людей, госпоже Фикельмон не удавалось взять в толк что творилось с сыном Афанасия. Степан страдал, но причина его страданий ускользала от графини.
«Если так пойдёт и дальше — помру, ей-богу помру, — подумал он, — что привязалась перед смертью?» Но смерть никак не наступала, заставляя Степана крепче стискивать зубы, и впрямь скрипевшие от подобного обращения.
Его душил хохот.
Приглашение на раут, или, как говорили почти все «роут», доставленное за подписью самого государя, вызвало невольный вздох. Пришлось идти, теряя ещё один день. От подобных приглашений не отказываются, что же делать.
Честь и впрямь оказывалась громадна. Раут, или, скорее вечерний чай с вином у императорской четы — удел избранных среди избранных. Редко когда собиралось более сотни гостей. Степан, привыкший видеть во всем некий конкретный смысл, задумался. Для чего нужно его присутствие его величеству? Самым льстивым, а потому самым логичным, казалось прежнее соображение, что он прошёл определённую проверку. Мол, посмотрели на него, мужика нижегородского, заслуги перед правящей семьёй имевшего, да и одобрили. Пригласили, посмотрели, чаем угостили, побеседовали. Видят — интересный человек. Необычный. Что же! Раз так — милости просим. Будешь, мил человек, гостем. Мы, Романовы, услуг не забываем.
И хорошо, что простой человек, очень хорошо. Такой при должной обработке вернее собаки станет. А графьям да князьям — бельмом в глазу. Тоже доброе дело. Наглядное подчеркивание разницы между первым дворянином государства и прочими. Хочу и мужика во
