дёрнулся, когда услышал довольно шумный звук крыльев, но ничего не заметил.
На месте жандармы шарахнулись назад, как только увидели моих котиков, сидящих рядом с преступником. Лекарь был спокойнее, хотя я ощущал исходящий от него страх. Мужчина предпочёл пока что к своему пациенту не приближаться.
Заужский тоже испугался, но не отступил, молодец.
— Это что? — севшим голосом спросил он.
— Охранная система, — официальным тоном ответил я. — Не беспокойтесь, они не причинят вреда тем, кто не хочет навредить мне, в свою очередь.
Я едва заметно шевельнул рукой, и львы неторопливо поднялись, один скрылся в зарослях, а второй подошёл ко мне и сел рядом.
Целитель сначала проверил скорченный труп и жестом показал, что тот готов. Затем занялся раненным, надев перчатки.
— Ноги парализованы, нужны носилки и помощь, — он быстро оценил состояние парня.
— И как же его парализовало? — этот вопрос пристав задал уже мне, доставая свой блокнот.
— Видимо, неудачно упал, когда через забор перелезал, — я равнодушно пожал плечами.
Заужский бросил быстрый взгляд на забор, находящийся в нескольких метрах от нас, и хмыкнул:
— А второй? Дайте угадаю, тоже неудачно упал?
— Не угадали, Лаврентий Павлович. Второй попал под действие защитного контура, который считал его особо злостные намерения.
— И каким же образом? — недоверчиво уточнил жандарм.
— А вот это уже профессиональная тайна, господин пристав. Как артефактор, я не желаю её раскрывать без соответствующего постановления суда. А как аристократ, я имею право защищать свою собственность. Тем более что второй выжил и готов вам всё рассказать.
— Прямо готов? — Заужский удивлённо взглянул на парня, который тут же согласно закивал. — А нож в него тоже сам воткнулся?
— Я на него сам упал, — сдавленно сказал тот.
Это было необязательно, но мне меньше мороки. Я вполне мог защищаться так, как считал необходимым. Но парень, видимо, хотел побыстрее отсюда убраться.
— Ну-ну, — протянул пристав, что-то записывая в блокноте. — Другие свидетели есть?
Мужчина кивнул в сторону дома, где горело несколько окон.
— Они видели меньше моего. Так что давайте договоримся, Лаврентий Павлович, что вы не станете тревожить пожилых людей.
Лев широко зевнул, обнажая клыки, и с громким клацаньем закрыл пасть. Заужский нервно выдохнул.
— Ну хорошо, ваше сиятельство. Мне будет достаточно ваших показаний. Вы когда-либо раньше видели этих людей?
— Не довелось, к счастью, — я помотал головой. — Но при беседе обнаружился интересный факт. Они связаны с теми, кто грабит купеческие лавки. Саламандрами себя называют.
Пристав мгновенно выпрямился и глаза его загорелись. Ещё бы, отличиться в этом деле означало неплохое продвижение по карьере. А мои слова давали возможность самому заняться расследованием, а не спихнуть на другого.
Заужский разом позабыл, сколько я доставляю ему хлопот.
— И правда, интересный факт, — он изо всех сил старался сделать вид, что ему это не важно. — Но как они…
— Полагаю, что грабители каким-то образом прознали о моей работе над артефактом для купеческой гильдии. Что насчёт того мага, что был с вами в хранилище?
— Маг? — пристав нахмурился вспоминая. — Ну да, он ушёл со службы сразу после той ночи. Вроде как нервическое что-то. А что, вы думаете он замешан?
— Почти уверен, — кивнул я. — Не подозревать же вас или ваших коллег.
Впрочем, я полагал, что и некоторые из силовиков тоже нечисты на руку. Группа, приписанная к будущему месту ограбления, — слишком уж очевидное слабое звено. Они могут задержаться, сломается машина или случится что-то подобное. Я бы обязательно подкупил кого-нибудь из них.
Но маг себя повёл слишком уж странно. Нервы у тех, кто служит на таких вызовах, очень крепкие. И какой-то призрак отпугнуть мастера не сможет. Настолько, чтобы совсем уйти.
— Я проверю, — Заужский снова сделал пометку в блокноте.
Вот уж кого, а пристава я не подозревал. При всей его показной хитрости и твердолобии, он совершенно не умел скрывать эмоции. В чём-то он даже был одним из честнейших людей из тех, кого я знал. И неплохим.
— Мне надо как-то… — пристав растерянно взглянул на льва, который высунул язык и шумно дышал, выпуская пар из пасти. — Записать…
— Напишите — неустановленный артефакт, — подсказал я.
Питомец недовольно фыркнул, и я потрепал его за ухом. Лаврентий Павлович заворожённо наблюдал за этим.
— А можно неофициально? — жандарм захлопнул блокнот и убрал его во внутренний карман мундира.
Его помощники уже сходили за носилками и укладывали задержанного. Целитель держал того за руку. Не из-за заботы, отслеживал состояние. При физическом контакте это было делать гораздо проще.
— Желаете чаю? — предложил я.
— Спасибо, ваше сиятельство, — устало улыбнулся пристав. — С удовольствием, ночка выдалась напряжённая. Сегодня все словно с цепи сорвались. Это я, конечно же, не про вас.
— Вы уж только извините, ваше благородие, но приму вас прямо на кухне. Время позднее.
— Конечно же, Александр Лукич, как вам удобно будет. Я человек простой и, по правде говоря, на кухне оно удобнее и приятнее будет. Не люблю я церемонии, надо признаться.
Я улыбнулся одним уголком губ, и жандарм спохватился, неверно меня поняв:
— Извините, ваше сиятельство, я не это имел в виду… — он замолк, сам не зная что имел в виду.
— Пустяки, Лаврентий Павлович, я вас понимаю. Пойдёмте.
Большая часть моей сознательной жизни прошла в походах и морских путешествиях. В условиях, очень далёких от светских гостиных и торжественных приёмов. Так что «по-простому» я отлично себя чувствовал. Как и не терялся в роскоши дворцов и при правителях.
По сути, мне было без разницы. Но приятнее, когда вокруг спокойно и все вежливые. Вот ведь даже тот бедолага о манерах вспомнил, и на «вы» стал обращаться…
Я засмеялся, вдруг вспомнив шутку, рассказанную товарищем где-то на перевале в Альпах. Нас тогда очень неласково встретили местные, хотя мы честно им предлагали деньги за провизию.
— Что такое? — Заужский заозирался в поисках причины моего веселья.
— Вспомнилось. Про самого доброго человека на земле. Знаете такую байку?
Заужский помотал головой.
— Жил-был самый добрый человек на земле. А если находился кто-то добрее его, то он его убивал и снова становился самым добрым человеком на земле.
Уж не знаю, что меня так рассмешило тогда и почему это всплыло в памяти,
