— А что будет с ягненком? — спросила Тесс.
Глаза ее покраснели. Джош быстро двинулся к ней и встал рядом, и она прислонилась к его большой фигуре. Он погладил ее по спине, но, заметив, что дедушка смотрит, отдернул руку и шагнул в сторону так резко, что Тесс чуть не упала. Дождь все не переставал, непрерывно шелестя по капюшону моего плаща.
Ягненка в конце концов спасли. Его подсунули к овце, потерявшей собственного ягненка. Поначалу боялись, что она не примет его, но, должно быть, слишком велико было желание кормить, и скоро она уже вылизывала приемыша и давала ему сосок.
Когда настало время возвращаться домой, дедушка приказал Тесс сесть на переднее сиденье рядом с ним. Не знаю, о чем они там говорили, но догадываюсь. Я наблюдала за ними через заднее стекло. В основном говорил дедушка. Свои слова он сопровождал оживленной жестикуляцией. Тесс сидела сгорбившись и сложив руки. Один раз только возвысила голос.
— Да, ладно, хватит уже! Я все поняла!
После этого, кажется, они не проронили ни слова. Она уставилась в боковое окошко, а дедушка только один раз протянул руку и потрепал ее по плечу. Когда машина остановилась возле дома, Тесс выскочила и побежала прямо в свою комнату, где провела остаток дня, пока дедушка ездил обратно на ферму, а я работала с горностаем, которого принесла домой одна из наших собак.
Через пару дней, уже после полудня, я вышла из рабочего кабинета и обнаружила, что в доме никого нет. Я прошлась по всем комнатам, пытаясь найти хоть кого-нибудь, но везде было пусто. Даже миссис Джи на кухне не было. Я выглянула в окно и увидела, что ее машины во дворе тоже нет, должно быть, она уехала в город; но куда подевались все остальные? Не было в своей комнате даже Тесс, и в библиотеке тоже, и я понятия не имела, где ее искать.
Тогда я решила забраться на башню и посмотреть сверху, оттуда все кругом отлично видно. Я сразу увижу, удрал ли Чарли с местными мальчишками кататься верхом, на каком лугу дедушка. Дожди кончились, и все успело подсохнуть, и, хотя в небе нависали серые тучи, от которых всего можно было ждать, бабушка тоже, вероятно, возится в саду с весенними цветами, которые уже успели расцвести.
На лестнице, ведущей на самый верх башни, было, как всегда, тихо и темно, я нащупывала ногой в носке каждую ступеньку и медленно, очень медленно продвигалась все выше. Мне почему-то всегда казалось, что когда-нибудь я обязательно поскользнусь и упаду вниз, и буду неподвижно лежать на полу, пока меня не найдут, поэтому старалась ступать как можно более осторожно.
Открыв дверь, я с удивлением обнаружила, что все ставни на окнах закрыты. Я подошла к ближайшему окну, чтобы впустить свет, как вдруг услышала негромкий звук, словно кто-то сглатывал слюну и едва слышно дышал. Я обернулась на звук.
В полумраке неожиданно проступила бледная фигура с пышными бедрами и тонкой талией. Распущенные, длинные и темные волосы падали на плечи, а на спине, чуть пониже шеи, виднелся рисунок. Это был повторяющий изгибы спины рисунок птицы с длинным дугообразным клювом, коготками вцепившейся в тонкую ветку. Крылья расправлены. А под ней силуэт большой, загорелой руки, лежащей там, где начинались ритмически вздымающиеся и опадающие ягодицы. Но эта рука не была татуировкой. Она едва заметно двигалась, лаская нагое женское тело.
Я стояла там всего несколько секунд, стараясь сообразить, что все это означает. Наверное, мое присутствие почувствовалось: изогнувшись всем телом, женщина повернулась в мою сторону, и я смогла различить ее голую грудь прежде, чем глаза наши встретились. За ней — и под ней — виднелась большая фигура затаившегося Джоша.
— Пошла вон, Розмари, — сказала Тесс. — Убирайся, слышишь?
Не знаю, почему, но я застыла на месте, как громом пораженная. Не знаю, что меня потрясло больше: зрелище голой Тесс, лежащей на Джоше, или огромная татуировка у нее на спине? Возможно, до меня вдруг дошло, что она больше не ребенок. Мой организм еще только-только стал меняться, в теле едва наметились перемены, а у нее оно уже обрело все формы взрослой женщины. Я стала все это понимать гораздо позже, когда мне попались в руки книги, которые она тогда читала. Она настолько глубоко прониклась атмосферой «Грозового перевала», что, увидев Джоша в саду, а потом за обеденным столом, Тесс подумала, что перед ней явился сам Хитклифф. И ее роман с Джошем, как и роман тех несчастных любовников, был под запретом, поэтому они встречались тайно, украдкой в башне, когда никого не было дома. Кроме меня.
Она скоро спустилась вниз и разыскала меня.
— Попробуй кому-нибудь рассказать, — пригрозила она.
Я сидела в кровати, закутавшись в одеяло, и старалась согреться, я почему-то очень замерзла. Чего нельзя было сказать про Тесс: щеки ее пылали.
— Это ты о чем? — спросила я. — О татуировке или о том, чем вы там занимались с Джошем?
Она тяжело опустилась на мою кровать и закатила глаза в потолок.
— Ты все равно ничего не поймешь. Ты еще маленькая.
— Нет, не маленькая, — ответила я.
Но рядом с ней, как ни крути, я чувствовала себя маленькой. Глаза ее были густо подведены краской, в ушах серебряные кольца, на пальцах тоже. А я все еще коротко стригла волосы, чтоб не мешали, и упорно отказывалась признавать, что скоро мне понадобится лифчик. А тут еще татуировка. Я представить себе не могла такого надругательства над собственным телом. Я вспомнила, как она насмехалась над дедушкой, старалась не смотреть на птичьи чучела, а вот, оказывается, изображение одного из них она носит на спине. Она не заслуживала чести жить в этом доме.
Когда дед вернулся, я все ему рассказала. Никогда не забуду, как он при этом на меня смотрел. Лицо его словно провалилось. Он пришел домой радостный, и вот вся радость его в один момент испарилась. Он ничего не говорил, просто слушал, но у него было такое лицо, что, мне казалось, он сейчас меня ударит. Я испугалась и убежала наверх. Сидела в своей комнате, обхватив руками колени, и плакала, слушая крики Тесс. Хлопнула дверь. По коридору прогрохотали тяжелые шаги и замерли у моей комнаты.
— Долбаная сучка, Розмари, вот ты кто! — прокричала она за дверью. — Ненавижу тебя, до конца жизни буду ненавидеть!
Она не спустилась к обеду, который прошел почти в полном молчании. Даже Чарли не проронил ни слова. Он только изредка поглядывал на нас, то на одного, то на другого. Чарли понимал, что-то случилось, но понимал также, что лучше не задавать лишних вопросов. Пообедав, дедушка вытер губы и встал.
— Завтра первым автобусом Тесс уезжает домой, — сказал он. — Кто хочет отправиться с ней?
Мы с Чарли сидели, не говоря ни слова, но сердце мое стучало все сильней. «Только не я», — повторяла я про себя снова и снова. Удовлетворенный, дедушка вышел из кухни.
У меня много причин чувствовать себя виноватой. Выезжай я почаще кататься верхом, вместо того чтобы сидеть в четырех стенах, пытаясь дать новую жизнь мертвым животным, у Лили бы в то утро не вскружилась голова от весенней травки, она бы не испугалась и не бросилась бы через ограждение пастбища. Попридержи я язык, дедушка ничего бы не узнал, а значит, не рассердился бы на Тесс и не заставил бы ехать на утреннем автобусе в город. И она не вскочила бы ни свет ни заря, не помчалась бы к Джошу прощаться, а заодно рассказать, что младшая сестренка продала ее.
