богохульству и повышенной сексуальной активности, что для духовенства было в разы постыднее, чем для обычных людей. Во многом именно поэтому сохранилось так много информации о пьянстве монахов и священников – эти случаи просто намного чаще фиксировали. Мирянин мог напиться, даже побуянить и подраться, но получить за это лишь устное порицание, епитимью, и все об этом забывали. Пьяная же выходка служителя церкви могла привести к заседанию церковных иерархов, составлению протокола об этом заседании и назначенном наказании, а также потом пересказываться всем местным населением, пока не получится очередной анекдот или даже песенка про пьяницу в рясе.
Из такого взгляда на пьянство как на естественную человеческую слабость, грех, но довольно простительный, вытекало и отношение к нему представителей закона. Согласно средневековым комментаторам канонического права, пьянство могло быть смягчающим фактором в грехе прелюбодеяния и, предположительно, других грехах. Из этого следовало, что доказательство совершения греха пьянства могло уменьшить наказание, налагаемое за совершенное в этом состоянии преступление. Учитывая, что в юрисдикцию церковных судов входили домашнее насилие, прелюбодеяния, оскорбления и диффамация, вполне понятно, что им часто приходилось слышать оправдания: мол, все это совершалось спьяну.
Конечно, это мнение канонистов, но оно отражало отношение к пьянству в обществе в целом. Причем не только в Англии – в Германии и Франции в уголовных судах тоже иногда указывалось состояние опьянения в качестве смягчающего обстоятельства. И своя логика в этом была: я уже писала, что при вынесении приговора учитывалось, был ли у обвиняемого злой умысел. А у пьяного какой умысел, одна глупость.
А. Линн Мартин приводит несколько случаев, когда воры оправдывались состоянием алкогольного опьянения. Они довольно показательны. Один парижанин в 1393 году напился с друзьями, украл две уздечки и решил продать их мастеру, который их сделал. Пьяный идиотизм налицо, и видимо это помогло ему смягчить приговор. А вот англичанину Сэмюэлю Уитлеру не повезло: когда его поймали с двумя свиньями и он попытался отговориться, что был пьян, судья ему не поверил и отправил в тюрьму. Еще один преступник, обвиненный во взломе – тяжком преступлении, караемом виселицей, – утверждал, что выпил три литра пива и забрался в первый попавшийся дом, чтобы отоспаться. А в 1426 году один пекарь, пойманный на краже, попросил помилования на основании того, что преступление было совершено в результате долгого пьянства в честь праздника Святого Варфоломея.
Беспокойство светских властей по поводу злоупотреблений алкоголем стало заметно расти во второй половине XIV века, после эпидемии «черной смерти». Высокая смертность, падение благосостояния, апокалипсические ожидания – все это способствовало росту потребления спиртного. И хотя статистика утверждает, что этот рост был не так уж велик, вероятно, возросло именно злоупотребление – тенденция выпивать много за короткое время, не разбавляя, как раньше, не чтобы утолить жажду и провести время, а чтобы забыться.
Лис Рейнар проповедует птицам. Миниатюра. XIV век
В это время значительно выросло количество антиалкогольных нравоучительных историй в литературе, церковь активизировала призывы к умеренности, врачи заговорили о том, что спиртное вредно детям, а светские власти начали ужесточать меры контроля за употреблением алкоголя. В Англии, например, ограничивали число таверн и требовали, чтобы все питейные заведения непременно имели вывеску. В других странах вводились похожие правила, в попытках минимизировать количество мест, где можно купить алкоголь. Кроме того, где-то ограничивали время продажи спиртного, где-то повышались налоги, чтобы сделать его менее доступным, а где-то даже запрещалось посещение таверн женщинами. Знакомые меры, не так ли?
Толк от этого всего, конечно, был, но не слишком большой. Серьезный, пусть и временный, удар по пьянству нанесло только распространение протестантизма. Адепты новой суровой религии боролись сразу со всеми злоупотреблениями скопом – сексуальной распущенностью, пьянством, чревоугодием, праздностью, азартными играми и т. д. На деле это переросло в запрет любых развлечений, от танцев и театра до чтения любой нерелигиозной литературы. И наконец вылилось в ханжество, подавление желаний и размывание понятия греха – а как иначе, когда за поцелуй и за убийство могут наказать одинаково сурово. Вот тут-то начались и охота на ведьм, и прочие «радости», до сих пор приписываемые Средневековью. А на деле-то это все уже XVI–XVII века.
Впрочем, что касается алкоголя, то ужесточение отношения к нему было во многом обусловлено распространением крепких напитков, что привело к быстрому росту пьянства, а что еще хуже – появлению алкоголизма. Конкретно Англию в первой половине XVIII века охватило «джиновое безумие», которое подорвало национальную мораль, здоровье, благосостояние и вообще все что только можно. О тех временах, когда Англия была страной эля, стали вспоминать как о благословенном золотом веке покоя, благонравия и процветания. Те данные из книг А. Линн Мартин, которые я приводила, это капля в море британской статистики, касающейся преступлений в состоянии опьянения, просто все это «море» относится к XVI–XVIII векам, Средневековье на их фоне было куда менее буйным.
Женская преступность
Вопрос о том, как общество относилось к женской преступности, давно является предметом жарких споров. Одни исследователи считают, что судьи и суды присяжных были к женщинам снисходительнее, чем к мужчинам, на что указывает то, что мужчины получали обвинительный приговор в 20–25 % случаев, а женщины – только в 12 % случаев. От общего числа обвиняемых того или иного пола, конечно.
Другие указывают на то, что женщин среди обвиняемых вообще в принципе было мало, всего около 10 % от общего количества. В основном потому что женщины сидели дома, ходили куда-то в основном в сопровождении мужчин, не лезли в драку (а если и лезли, то без оружия). У них попросту было гораздо меньше возможностей совершать преступления. А те, кто все же оказывались на скамье подсудимых, в основном делились на профессиональных преступниц (которых в Средние века был совсем крошечный процент) и на несчастных, от крайней бедности укравших какие-то мелочи вроде еды или домашней птицы (за такое и мужчин редко приговаривали). Кстати, единственный период в первой половине XIV века, когда преступность среди женщин превысила 10 %, – это голодные 1315–1317 годы.
Но, конечно, надо учитывать и то, что в тех случаях, когда мужчина и женщина совершали преступление вместе, мужчина обычно проходил как основной преступник, а она всего лишь как сообщница. Потому что «честная женщина» всегда была под опекой мужчины и быть ведомой для нее считалось естественным состоянием. Соответственно и большинство совершенных женщинами преступлений не воспринималось присяжными как опасные для общества.
Вообще статистика показывает, что штрафы, налагаемые на женщин за преступления, в среднем были ниже, чем у мужчин. «Из всех обвиняемых, которые
