Симолин пару раз нажал на компьютерную мышку.
— Я составил в «экселе» общую схему всех звонков. Получилось вот что.
Картинка, складывавшаяся из нагромождения линий, кругов и точек, напоминала пиццу.
— Господин X… то есть, по-видимому, тот человек, который, как предполагается, является Хасаном Бакром. Совершенно очевидно, что он — центральный персонаж. Этот паук располагается вот тут. Ему принадлежит номер, звонки с которого совершались на одни и те же номера и звонки на который приходили с этих номеров. Бакр связывался как с Али, так и с Таги Хамидом и очень часто с человеком, погибшим на железнодорожных путях, то есть, как мы считаем, с Исмелем Сайедом. Сайед, в свою очередь, созванивался с Бакром всего два раза, а именно в тот день, когда убили Али Хамида, и незадолго до своей смерти… Поскольку Бакр — самое важное лицо, то и тыл его прикрыт лучше всего. Думаю, он контактировал с Сайедом через помощников, находящихся за рубежом. Сайеду за месяц поступило тридцать звонков из-за границы… Из Сирии, Израиля, Англии и Пакистана.
— Вот эти номера представляют интерес. Али Хамид звонил по обоим множество раз в течение месяца, и с этих номеров звонили Хамиду примерно столько же, в последний раз — в тот вечер, когда Хамида убили.
Я взглянул на номера. Один из них принадлежал стационарному телефону, другой — мобильному с кодом 40. Первые четыре цифры стационарного номера я узнал сразу.
— Номер полиции государственной безопасности.
— Оба — номера нашего старого знакомого.
— Угадал.
Силланпяя нельзя было, по крайней мере, обвинить в отсутствии изобретательности. Он умудрился всюду сунуть свой нос.
Когда я сопоставил это с рассказом невестки убитого автослесаря и с данными о телефонных звонках, то все неясности закончились: Силланпяя и Али Хамид были знакомы и либо Силланпяя пытался выведать у Хамида информацию, либо Хамид был агентом Силланпяя. В любом случае период обоюдной открытости и доверия между мной и инспектором Силланпяя оказался очень коротким.
Глава 21
Я только-только успел смотаться домой — принять душ и переодеться, чтобы провожать Мэттссон. Доехал на трамвае до Хаканиеми, откуда продолжил путь пешком. Была холодная погода, и, судя по всему, дело шло к дождю.
Хотя я и был уверен, что никакая опасность Вивике Мэттссон не угрожает, но на всякий случай вблизи ее дома решил перестраховаться. Остановился за сотню метров до подъезда и осмотрелся. Я не увидел ничего подозрительного, вернее, вообще ничего не увидел. Промозглая погода не располагала людей к прогулкам, улица словно вымерла.
Я подошел к дому Мэттссон и снова глянул по сторонам. Из соседнего дома вышла пара молодых людей, а вниз под горку скатилась машина, которая объехала здание и повернула в сторону Хаканиеми.
Я нажал кнопку домофона и стал ждать. Ничего не произошло. Я позвонил снова — безрезультатно.
В памяти моего телефона сохранился номер Мэттссон. Я набрал его.
Никто не ответил.
Я наобум потыкал кнопки домофона, пока наконец не попал внутрь. Поднялся на третий этаж и прислушался. Из квартир раздавались звуки обычной жизни, за дверью квартиры Мэттссон, напротив, стояла полная тишина.
Я позвонил в дверь. Никто не открыл. Я заглянул в прорезь в двери для почты, но смог разглядеть только кусочек персидского ковра в прихожей.
Если она решила отправиться на работу одна, то почему не сообщила об этом мне?
Я позвонил в справочную и попросил соединить меня с администратором театра. Вивика Мэттссон на работу еще не пришла.
Я снова позвонил по номеру Мэттссон и прижался ухом к прорези для почты.
Телефона в квартире не было, или он был выключен, иначе я бы услышал звонок.
Я спустился на первый этаж и нашел на доске объявлений телефон домоуправа. Он сразу взял трубку. Я проявил напористость и попросил его поторопиться. Он обещал быть на месте через десять минут.
Позвонил Симолину и вызвал его домой к Мэттссон.
Управляющий появился через восемь минут. Мы вместе поднялись на третий этаж.
Я достал пистолет и попросил дать ключ.
Домоуправ побледнел и протянул его мне.
— Вам лучше уйти.
Управляющий ретировался вниз по лестнице.
Я отпер замок и начал осторожно открывать дверь. Когда промежуток увеличился сантиметров до пяти, заглянул внутрь. В прихожей не было ничего необычного. Я начал осторожно красться внутрь, но затем понял, что это бессмысленно. Если в квартире кто-нибудь есть, то он уже услышал меня.
Тем не менее я держал оружие наготове.
Сначала я увидел собаку Мэттссон. Она лежала мертвой на мягком ковре гостиной.
Дверь в спальню была приоткрыта. Носком ботинка я толкнул ее, чтобы полностью распахнуть. И уже не удивился, увидев Вивику Мэттссон, лежавшую поперек двуспальной кровати с кровавым следом на шее. Она была мертва, как и ее собака.
Я потрогал ее руку. Холодная. Перевернул тело и увидел лицо. Набухший язык торчал изо рта странным цветком. Я смотрел на нее и чувствовал сначала вину, а потом злость.
— Я был уверен, что ей ничто не угрожает, — сказал я скорее себе, чем другим.
Стенман, Симолин и Хуовинен смотрели на меня с сочувствием.
— Паршивая история, — вздохнул Хуовинен и перевел взгляд на лежавший в постели труп.
— Почему она впустила посторонних, если так боялась? — недоуменно спросила Стенман.
Я думал о том же и кое-что вспомнил.
— В квартиру к Таги Хамиду приходили мужчина и женщина. Возможно, в дверь позвонила женщина, и Мэттссон не почувствовала опасности.
Какая-то важная мысль искоркой мелькала у меня в мозгу. Я постарался выкинуть из головы все остальное, чтобы нащупать след этой мысли.
Вдруг я поймал ее.
— Собака!
— Что «собака»? — спросил Хуовинен.
— Я имею в виду не собаку Мэттссон, а собаку той женщины, которую я видел в парке.
Я рассказал им о женщине, которая выгуливала свою собаку в парке Сибелиуса, и о предупреждении своего дяди.
— Если у женщины, которая звонила в дверь, была собака, то другая собачница обязательно открыла бы ей дверь.
— Почему ты не рассказал о собаке? — насупился Хуовинен.
— Я не поверил дяде.
Приехал криминалист.
— Собака застрелена из двадцать второго калибра с глушителем, женщина задушена, как вы видите. Похоже, убийц было двое, поскольку все проделано очень чисто.
