приключения с разбойниками не был таким. То время, что он меня искал, и потом, когда я боролась с лихорадкой, он назвал одним из самых трудных в его жизни. Он очень испугался, что потеряет меня.
Арчибальд рассказал, что у Рихарда была старшая сестра. Они вместе играли, и она предложила без взрослых попробовать новое заклинание. Этого делать было нельзя. Но очень хотелось. И Рихард, сам еще будучи ребенком, ее поддержал. Не должно было произойти ничего страшного, но видно девочка что-то перепутала в формуле. И вместо безобидного заклинания вызвала сильный вихрь магии, типа урагана. Пытаясь все исправить, только ухудшила положение и как итог — погибла. Рихард и тогда, и сейчас обвиняет во всем себя. Не удержал, не помог, не остановил. И как объяснил Арчи, еще одна смерть по его вине может губительно на нем сказаться. И не действуют никакие доводы, что он был по сути еще ребенком. И не мог ничем помочь или остановить старшую сестру. Что это просто несчастный случай. Они бывают, и никто от них не застрахован.
И в Бастиду я попала не по его вине. Мне самой и в голову не приходило обвинить в чем-то его. Я обвиняла продажных полицейских, герцога Фредерика де Дюжерон, даже ту Бабу-Ягу тюремщицу. Но Рихард-то тут при чем? Но он так не думал. Считал, что охрана, которую он мне предоставил, не сработала и отпустила меня с полицейскими. Мало того, не потрудилась проследить, куда именно меня доставили. Считал это своим просчетом. Обвинял себя в неправильной организации моих поисков. И этот список его просчетов был очень длинный. И что делать с этим, я пока не представляла.
Он продолжал делать мне подарки и сюрпризы. Только вот меня больше бы порадовала эта встреча в Лувриоре с Мэтром Басюдором, если бы на ней он был со мной. Но нет. Я была с Мэтром Липринором. Мы вместе шли в реставрационные мастерские Лувриода и вели беседу с одним из кураторов Мэтром Басюдором.
— Итак. Первым и важнейшим критерием подлинности является провенанс, — он говорил так медленно и заунывно, что, если бы я сидела у него на лекции, давно уснула бы.
— Или, по-другому, история картины. Желательно знать, куда она попала, начиная от мастерской художника и заканчивая нашим временем, — поспешила я проговорить, иначе мы никогда до третьего кита не доберемся.
— Нет, милочка. Только провенанс. Все остальное для любителей. Вот и у нашей картины, к которой мы идем, провенанс весьма недурен, — высокомерно и очень медленно продолжал этот сноб.
Ах, ты! Вот мэтр высокий профессионал своего дела. И то не пользуется этим твоим термином. Мэтр всегда просто и понятно спрашивает у посетителя, принесшего картину. Где? Когда? И сколько? А не вопрошает пафосно: какой у картины провенанс? И когда бедняга позеленеет презрительно так сказать. История картины. И я тебе не милочка! Но, я отвлеклась.
— Второй кит — это, безусловно, лабораторно-химический анализ. Вы должны всегда чётко представлять себе, какие компоненты краски присущи тому или иному промежутку времени. — Скорее бы мы уже пришли. — С этой характеристикой у нашего шедевра все безупречно. Состав всех красок проверен мною лично, несколько раз.
— И третий кит — это мнение профессионального эксперта. Вот тут и начинаются разногласия. До реставрации картины никаких проблем не было. Но этот вопиющий случай, который до сих пор не укладывается у меня в голове. — И он остановился, достал платочек и промокнул несуществующие слезы. Потом еще и лысину вытер.
— Да. Мы в курсе. Сумасшедший студент актёрского факультета порезал ножом в трех местах шедевр Тинторетто «Происхождение Млечного Пути». Мы читали газеты. — И почему это мэтр молчит?
— Якопо Робусти Комин. Это плебейская кличка Красильщик-Тинторетто не может быть применима к этому гениальному художнику. — И он опять остановился и от моего жуткого бескультурья, достал платочек и промокнул слёзки.
— Я прошу прощения. Я просто процитировала столбец газеты. Прошу меня извинить, — нужно подстраиваться.
Иначе мы никогда не дойдем. Поняв мой манёвр, мэтр Липринор сдержанно кивнул. Мол, давно бы так.
— Эти газетчики! Вот, кто страшное зло. Хуже нет этих безграмотных и невоспитанных невежд. Все зло идет от них, — неожиданно окрысился мэтр Басюдором.
Ну, надо же. Я думала убийцы, воры, насильники, взяточники, ну и вообще преступники — это худшее зло. А оказывается, это журналисты.
— Представьте, никто из этой шайки газетчиков так и не пришел взять у меня интервью, по поводу случившегося, — возмущенно продолжил мэтр Басюдором.
— Да что вы говорите? У вас величайшего эксперта в области живописи. Позор! Да как они могли! — Ой, не переборщить бы с восхвалениями.
Но мэтр Басюдором все принял за чистую монету.
— Вот в вас есть потенциал стать однажды истинным профессионалом, — благосклонно покивал он, — вот мы и дошли до автопортрета прославленного художника Якопо Робусти Комина.
Или, по-другому, Тинторетто. Добавила я про себя. Смуглое лицо, кудрявые черные волосы, и большие выразительные глаза, которые в первую очередь привлекали к себе внимание. Внимательный и сосредоточенный взгляд человека, которому многое пришлось преодолеть и добиться. Он был сыном простого красильщика тканей и всего достиг благодаря своему таланту и уму.
Когда мы, наконец, добрались до реставрационных мастерских, где находилась картина, ради которой мы пришли, я была уже на приделе своих возможностей. Исчерпала до донышка терпение, логику и здравый смысл. Они просто закончились.
И это странно. Я перенеслась в другой мир из родного и привычного и ни разу почти не закатила истерику и не била посуду. А вот теперь какой-то напыщенный индюк вывел меня из себя? Да что такое-то со мной? Нужно собраться. Я тут не для того, чтобы опрокидывать реактивы на лысые макушки зануд и самовлюбленных зазнаек.
В реставрационных мастерских кипела работа, и никто из мастеров даже головы в нашу сторону не повернул. А еще запах. Несмотря на огромные вытяжки в потолке, запах был специфический. Все-таки пахли все эти реактивы. Или мне кажется? Вон мэтры даже не поморщились. А по мне так запахи убийственные. Да что сегодня со мной?
А мы шли мимо столов, уставленных бутылочками из стекла всех цветов. От прозрачных флаконов, до почти черных, не пропускающих света. А света было много. С потолка, помимо вентиляционных труб, свисали кучи крутящихся ламп, позволяющих направить свет в нужную точку. А еще были лупы на ножках, вот прямо на ножках. Того и гляди убегут. Иду дальше вглубь мастерских, мимо столов, и не нюхаю, и не фантазирую про бегающие лупы.
Мы дошли до конца одной из мастерских
