протяжении многих веков оставался либо запретным, либо исключительным событием. Законодательно разрешенный в 20-м столетии в большинстве промышленно развитых стран, он тем не менее до середины 60-х годов воспринимался общественным мнением как явление маргинальное. После указанного срока повышение частоты разводов последовательно захватывает все европейские страны, начиная с Финляндии (1961 г.) и заканчивая Данией (1968 г.). В СССР число разводов, скажем, с 1963 года по 1973 год удвоилось (см.: Фести, Приу 1979: 13). Важно подчеркнуть: эти изменения произошли в большинстве стран до того, как были приняты современные законы о разводе.
Причина нарастания числа разводов и вступлений в следующий по очередности брак сводится к следующему. В прошлом, как уже отмечалось, все мужчины и женщины, за редким исключением, вступали в брак. Стремились они к этому, вероятно, движимые необходимостью продолжения рода. Переосмысление иерархии ценностей произошло не в последнюю очередь в силу осознания поколениями, рожденными после Второй мировой войны, пол нефункционального смысла сексуальности. Полифункциональность стала для мужчин и женщин предпосылкой к разочарованию супружеским эросом и открытого поиска его компенсации. А так как со второй половины прошлого века развод превратился в атрибут брака, то и адюльтер приобрел характер переходного состояния к формированию нового союза. Ничто не противодействует перманентности данного процесса: новый эротический партнер — ступень в ряду «серийного» брака.
Третий сценарий. На протяжении 20-го столетия происходит радикальное изменение в понимании места и роли в рамках брачного союза одной из целого ряда сексуальных практик — я имею в виду мастурбацию. К концу века она уже не воспринимается (и не только специалистами) перверсией, превращаясь хотя и в дополнительную, но весьма важную составляющую эротики обоих супругов. Вплоть до сегодняшнего дня эта парафилия остается чуть ли последним белым пятном (особенно для общественных наук) в изучении человеческой сексуальности. По свидетельству французского социолога А. Бежена, мужчины, и в еще большей степени женщины (о чем уже говорилось), тщательно замалчивают эту грань эротического увлечения, и в первую очередь те из них, кто состоит в браке (см.: Бежен 1998: 143). Исследователь показал одну из причин скрываемости этого явления — невозможность проявить свою привлекательность и дух соревновательности.
Онанизм, что хорошо известно большинству взрослых людей, ни физиологически, ни психологически не отражается негативно на состоянии индивидуального организма. В то же время, по меньшей мере иллюзорно, он открывает перед актором перспективу, не выходя за пределы четырех стен при минимальных энергетических затратах, поддерживать эмоциональную яркость образа «любимой(-го)», комбинируя и меняя по первому желанию объект эротического домогательства. Попутно замечу, мастурбация нередко противопоставлялась контактам с проститутками. В полевых опросах 20-х годов отмечалась эта корреляция: уменьшение обращения к проституткам интенсифицирует процесс онанирования (см.: Голосенко, Голод 1998: 67). На мой взгляд, наглядной иллюстрацией здесь могут послужить откровения одного из героев «Тропика Рака» Г. Миллера.
Ван Норден всё еще поет свою песню насчет б<...>дей и необходимости вычистить грязь из нутра. Только сейчас он нашел себе новое занятие. Он понял, что мастурбировать гораздо проще, чем бегать за шлюхами. <...> я удивился, узнав, как именно он это делает. По его словам, он изобрел новый способ. «Ты берешь яблоко, — сказал он, — прорезаешь посередине дыру и смазываешь ее кольдкремом. Попробуй как-нибудь. Сначала можно просто спятить. Но, что ни говори, а это и дешево, и времени не теряешь» (Миллер 2000: 324).
«Вхождение» в виртуальное обладание становится доступным для многих людей благодаря разветвленной сети средств массовой коммуникации (в том числе мобильного телефона) и всемирной «паутине», которые предоставляют актору беспрепятственно, не манифестируя свою приверженность к парафильным увлечениям, удовлетворять эротическую мечту, обогащая рутину осупруженной сексуальности картинами в духе маркиза де Сада.
Четвертый сценарий в вульгаризированном варианте чаще всего и ассоциируется в общественном мнении с прелюбодеянием. Я же при его представлении ограничусь примером, взятым из одной биографической повести, и назову эти отношения по имени главного героя — «синдромом Камю».
Для всех, кто общался с четой Камю, было совершенно очевидно, что к Франсине (жена А. Камю. — С. Г.) Альбер питал братскую нежность. Она, в свою очередь, никогда не жаловалась, не разыгрывала из себя томную, умирающую от экспрессии женщину, но преданно, мучительно любила своего мужа. Принимая на себя роль главы семейства, автор «Бунтующего человека» своим жизненным стилем утверждал устремленность к личной свободе. Жена была для него прежде всего матерью близнецов, которых он любил и охотно ими занимался.
Однажды летом 1948 года Камю после некоторого перерыва столкнулся на бульваре Сен-Жермен с Марией Казарес. У Марии, как многим известно, бывали увлечения. В тот момент она считалась подругой актера Жана Серве. Ради философа Мария оставила Серве. Она заполнила всю жизнь Камю (неспроста он называл ее «Единственной»). Альбер вовсе не собирался расставаться с Франсиной: а как же дети? Много больше: о жене Камю отзывался с симпатией и неизменным уважением, был искренне к ней привязан. И одновременно страстно любил Марию. Франсина отлично знала о двойной жизни своего мужа, великодушно и «мужественно» с этим мирилась — или делала вид, что мирится. Актриса — что ни для кого не было тайной— и сама была донжуаном в юбке. В возлюбленном она видела типичного французского «мачо», который тем не менее, по признанию Казарес, «никогда не старался пресечь» ее отношения с другими мужчинами. Как не без иронии замечает автор повести: «Им не нужно было измышлять, подобно Сартру и Бовуар, теорию Необходимости и Случайностей, они просто жили, и в их жизни всепоглощающая любовь не исключала определенной свободы» (Тодд 2000: 201). Немалое число моих оппонентов сочтет описанный случай неубедительным (как, очевидно, и метод — case study — вообще). Ведь это картинка, скажут они, из аристократической жизни. Мол, на элиту нельзя ориентироваться. Однако стоит ли принимать во внимание такие аргументы? У меня в запасе, как минимум, два возражения. Первое. Наличный полевой материал, как отмечалось выше, зафиксировал эмпирическую закономерность: чаще всего адюльтер протекает в форме «постоянных и иррегулярных» отношений. Представленная ситуация именно такова. Второе. Все (или почти все) историко-культурные новации зарождаются в узком социальном кругу и только впоследствии (через какой-то промежуток времени) раздвигают свои границы, захватывая значительные слои населения. Так произошло, к примеру, с романтической любовью. Почему так не может статься с адюльтером?
Не стану
