– Чёрт, нет! Я был на свадьбе в Локмастере.
– Она закончилась к полуночи. Через пятьдесят минут вы могли быть уже здесь. Ван Брук был убит в три часа ночи.
– Не пойму, что за чертовщину вы несёте.
– Как насчёт того, чтоб ещё выпить? – дружески предложил Квиллер, поднимаясь и направляясь к бару. Звеня бутылками и фужерами, он продолжал разговор в том же духе. – Ведь вы знали, что Ван Брук будет здесь, не так ли? Как-то об этом разнюхали?
– Я? Знать не знал этого парня. – При этих словах Стив встал и повернулся лицом к бару.
– А также знали, что здесь будет полно народу, так сказать, вам для прикрытия. – Квиллер достал из кармана жёлтую бумажку. – Это вам, надеюсь, знакомо? Вы уронили чек из кармана, тут показано, как сюда проехать.
– Какая чушь! Я никогда здесь не был до вчерашнего дня. И знать не знал парня, о котором вы говорите.
– Когда есть хороший мотив для убийства, формально быть знакомым с жертвой вовсе ни к чему. Мне удалось разгадать ваш мотив. А для экспертов полиции я приберёг убитую птичку в кофейной банке.
При этих словах Стив вскинул револьвер, и Квиллер скрылся за баром.
– Стрелять не советую! Наверху у меня три свидетеля.
На мгновение оцепенев, Стив судорожно зашевелил мозгами, пытаясь просчитать варианты.
Вдруг над его головой раздался какой-то приглушённый свист. Он взглянул вверх, но слишком поздно. На него падало «яблоневое дерево». Стив нажал на спусковой крючок, но сумасшедшая пуля вместе со стрелком одновременно угодили в ловушку увесистого, размером восемь на десять, гобелене.
Жертва упавшего занавеса стонала, билась, извивалась, пытаясь высвободиться.
Квиллер бросился на кухню, схватил из холодильника длинный тупой свёрток и со всего маху долбанул им по трепыхавшейся под гобеленом бесформенной массе. На этом все движения прекратились
– Звони в полицию, – крикнул Квиллер Эддингтону, который всё ещё стоял на кошачьей площадке. – Вызывай полицию. Телефон у меня в кабинете.
Пока Квиллер сторожил замерший под гобеленом холм, букинист засеменил что было духу вниз на лоджию второго этажа и, перегнувшись через перила, не слишком звучным голосом спросил:
– А что им сказать?
Квиллер не уставал восхищаться, до чего хорошо работает полиция в Пикаксе! Случись что с наследником Клингеншоенов, его состояние ушло бы к возможным наследникам на Восточном побережье и было бы навсегда потеряно для Мускаунти. Поэтому не прошло и трёх минут, как две полицейские машины со штатными сотрудниками уже были на месте, и первым переступил порог амбара шеф полиции Броуди.
– Вот так штука! – произнёс Броуди. – Буквально полчаса назад нам позвонили и указали на этого парня. Уж мы и не думали, что его доставят нам тепленьким… по крайней мере так скоро.
– Кто вам намекнул на него?
– Он не назвался. Мы присвоили ему кодовое имя, так что приз можно сохранить. А что всё-таки этот парень здесь делал?
– Пытался продать мне конюшню. Если б эти яблоки не смягчили удар, я мог бы его убить дубинкой.
– Дубинкой? Где она?
– Я положил её обратно в холодильник.
Броуди хмыкнул и одарил Квиллера таким же скептическим взглядом, какой вызывали у него камины с белыми трубами.
– Простите, – обратился к ним Эддингтон. – А теперь я могу уйти?
– Останься на минутку, Эдд, – сказал Квиллер, – и если Энди не сможет тебя подвезти, то подвезу я. Как тебе пришло в голову скинуть гобелен?
– Кошки сняли с крючков края, а я лишь немного им в этом помог, – ответил букинист. – Что-нибудь не так?
– Я бы сказал, вы провели удачный маневр.
На вершине каминной трубы, недоверчиво уставившись на незнакомцев в униформе и горбом выгнув спину, стоял Коко. Своим видом он, казалось, вопрошал: а где розовая форель? Юм-Юм поблизости не было видно, хотя сиамцы обычно проявляли завидную солидарность в часы приёма пищи. На самом же деле в последнее время именно кошка с её вновь обретённой настойчивостью взяла на себя роль кормильца и требовала обеда своим громким «йау».
Когда полиция стала рыскать по амбару в поисках шальной пули, Квиллера не на шутку одолело беспокойство: где же Юм-Юм?
– Пропала моя кошка! – крикнул он. – Ребята, поищите её внизу, а я проверю лоджии.
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
Прочёсывая верхние этажи, Квиллер не переставая звал Юм-Юм, но она не откликалась. Наконец он решил проверить радиальные балки под крышей. Напуганная выстрелом, кошка забилась в один из углов в месте пересечении восьми балок: ушки её торчали в стороны, как крылья самолета. Никакие уговоры и никакие задабривания не могли заставить её сдвинуться с места.
– Что же нам делать? – обратился Квиллер к Коко, который носился по балке туда-сюда между кошкой и хозяином. В конце концов пришлось оставить дрожащую от страха Юм-Юм в её укромном уголке.
Вскоре нулю отыскали в наборной кассе, она затесалась между мышкой и совой. И только когда Квиллер сварил замороженные хвосты омаров, примадонна соизволила спуститься вниз, пронесясь по скату грациозным аллюром, будто только что вернулась с курорта.
– Кис-кис! – тихо позвал он сиамцев.
Он смотрел, как они поглощают омара, когда раздался телефонный звонок, и в трубке он услышал радостный голос.
– Квилл, у Робби всё будет в порядке! Пройдя курс лечения, он сможет ходить!
– Это здорово. Вики. Фиона, должно быть, ужасно рада. Я так и не смог дозвониться до неё в больницу.
– Она сейчас здесь, хочет с тобой поговорить.
– Отлично! Дай ей трубку.
– Мистер Квиллер, – услышал он дрожащий голос – вы даже не представляете, что я только что пережила. До сих пор не могу поверить, что докторам удалось его спасти.
– Мы все душой болели за него, Фиона.
– Мне всё равно… сможет ли он участвовать в состязании, зато он мне обещал вернуться в школу.
– Это уже хорошо, – одобрил Квиллер, после чего добавил: – Возможно, интерес к японскому у него возьмет верх над лошадьми.
– Мистер Квиллер, – нерешительно начала она, не отреагировав на его сарказм, – я должна вам сказать нечто ужасное… И я… мм… не знаю, с чего начать.
– Начните с начала.
– Робби мне признался перед операцией. Бедняга думал… он думал, что скоро умрёт… – Она запнулась, стараясь справиться с подступившими слезами. – Он сказал мне, что знает об… убийстве Ван Брука… – Её слабый голос сорвался.
– Продолжайте, Фиона. Полагаю, я знаю, что вы собираетесь сказать.
– Я не могу… не могу…
