class="p1">– Идзуми-сан, у вас будет время кое-что обсудить? – остановил его Нагаи после планового совещания.
– Да, что у тебя там? Здесь поговорим? – Идзуми размечтался занять зал для собраний: у входа уже стояло человек пять с ноутбуками в руках.
– Выгонят. Вон уже выстроилась очередь!
– Уж быстрее бы что-нибудь с этим сделали, сил никаких нет! – ворчливо произнес Идзуми и вздохнул.
В последнее время проблема нехватки залов для совещаний стояла крайне остро, нередко приходилось выстраивать график встреч и переговоров в зависимости от наличия свободных помещений.
– Разве это не здорово?
– В каком месте?
– Все познается в сравнении. Взять какие-нибудь, например, газетные издательства – они последние годы явно не наблюдают наплыва желающих подписать с ними какой-нибудь контракт или договор. То-то все залы без дела и простаивают.
– Твоя правда. Нам вообще тогда грех жаловаться.
– Вот-вот, – поддакнул Нагаи и полез в карман худи, в котором тонуло его тело. Он достал оттуда телефон и начал тыкать в экран. – Но чтобы сотрудники работали по графику залов, а не наоборот, – это, согласен с вами, немыслимо.
В конце коридора распахнулась дверь, и из репетиционной вышел черноволосый подросток. Вероятно, его только что гоняли по вокалу: с него ручьями бежал пот, а с шеи свисало полотенце. Наверное, лейбл готовил нового питомца. Тот выглядел еще таким хрупким, но из-под прядей волнистой челки уже проскальзывал орлиный взгляд.
– Ну что, тогда пойдем куда-нибудь в кафе?
– Да ладно, и здесь сойдет, – рассудил Нагаи и опустился на красный диванчик. Стоило усесться, как он сразу расплылся в загадочной улыбке и понизил голос.
– Вы уже в курсе? Про Танабэ-сан.
– Неужто они с Осавой-сан расстались?
– Нет еще. Но ходят слухи, что Танабэ-сан крутит интрижку с еще одним человеком, причем тоже из нашей компании.
– Прямо у Осавы-сан под носом? И он не замечает?
Черноволосый подросток прошел мимо беседовавших мужчин и скрылся за дверью туалетной комнаты. По профилю паренька Идзуми узнал в нем исполнителя песен собственного сочинения, который в прошлом месяце навел шороху громким дебютом. Подросток привлек к себе внимание тем, что в своем творчестве смело и откровенно поднимал тему селфхарма, и на первом же выступлении, которое он устроил прямо на открытом воздухе перед входом на станцию Сибуя, парень собрал более тысячи человек, сделав себе имя.
– Мне кажется, он не в курсе. Если бы он знал, им бы уже не поздоровилось…
– Да уж… Танабэ по тонкому льду ходит.
– Но это вполне себе в ее духе. Ей, за что ни возьмись, за одним зайцем гнаться скучно. Эта черта отчасти и притягивает к ней людей. Ну да бог с ней. Я смотрю, вы снова ни сном ни духом о том, что внутри офиса происходит, – хихикнул Нагаи, продолжая пялиться в экран телефона.
Идзуми был поражен остротой нюха коллеги – как он только это все расчухивал! – и вместе с тем его немного укололо, что он опять ни о чем не догадывался.
– Как состояние вашей мамы?
Идзуми обнаружил, что глаза из-под двойного века теперь смотрят прямо на него. По мимике собеседника он не мог понять, то ли его коллега действительно беспокоился, то ли это была лишь очередная прелюдия к тому, о чем тот действительно хотел поговорить.
– Более-менее. С пансионатом нам, конечно, очень повезло. Но деменция все больше дает о себе знать. Каори мама уже напрочь забыла. Бывает, что она и меня не сразу узнает.
– Да, представляю… Человек будто все глубже и глубже погружается в детство, стремясь вернуться в бессознательное младенчество.
Идзуми мысленно отметил, что так оно и есть: речь Юрико и правда становится проще, а в поведении то и дело проглядывает что-то ребяческое. Возможно, сейчас пленка, на которую записывались все воспоминания матери, перематывалась назад, к самому началу.
– На днях ездил к ней в пансионат, и, когда мы уже прощались, она так внезапно кинулась на меня с объятиями…
– Ой, как неловко вам, наверное, было…
– Ага… Вообще, мне кажется, она приняла меня за кого-то другого. Я тогда впервые почувствовал, что и мама – она не просто мама, а еще и женщина.
Перед глазами всплыла одна из дневниковых зарисовок: мама, которая сидела на скамейке и наблюдала за белым кораблем, ожидая встречи с Асабой.
– Я раньше даже и представить себе не мог, чтобы мама испытывала романтическую любовь к кому-либо; но сейчас я понимаю, что она была даже в какой-то степени одержима этим чувством.
– Понимаю, у нас с бабушкой такая же история была.
Когда заговорил Нагаи, из туалета вышел тот черноволосый парень. Теперь рукава его рубашки были закатаны, так что можно было рассмотреть обе руки вплоть до плеча.
Для человека, который своим творчеством рассказывал о селфхарме, его руки были на удивление чистыми, без единой царапины.
– Бабушка отказывалась писать завещание, несмотря на то что прекрасно понимала, что в семье все потом перессорятся из-за наследства. Ее и налоговый консультант, и нотариус убеждали написать завещание, пока деменция еще была на начальной стадии, но она противилась до последнего. И отец, и наши родственники со стороны дяди ума не могли приложить, откуда вдруг у бабушки взялось такое своенравие. Но я в целом догадывался, почему она так поступает.
Белоснежные руки подростка разбудили в голове Идзуми воспоминания о VOICE. Номер отеля, из которого открывался вид на квартал Сибуя. Девушка, которая призналась в том, что забыла о музыке.
– Я думаю, что бабушка специально ничего не писала, чтобы подтолкнуть сыновей к проявлениям любви. В ее планах было организовать все так, чтобы братья, как бы соревнуясь между собой, окружали ее заботой. «Мам, ну как ты?» «Тебе чего-нибудь принести?» «Сходим куда-нибудь вместе?» Ведь настоящая услада для материнских ушей! Конечно, бабушка не хотела, чтобы это заканчивалось, и именно потому не торопилась ничего подписывать. А кончилось все тем, что она, так ничего и не составив, потеряла дееспособность, и братья чуть не перегрызли друг другу глотки в борьбе за наследство. Люди ждут, что им справедливо воздастся за все хорошее, что они сделали.
На прошлой неделе Идзуми случайно подслушал, что VOICE уходит в другую компанию. По слухам, она сейчас согласна исполнять все, что только предложат. И это тот человек, который был так чувствителен к словам собственных песен.
«И как можно репродуцировать Человека?» – примерещился Идзуми бархатный голос VOICE. На днях он, желая узнать, что там происходит у певицы, полез в интернет, и на одном просветительском сайте нашел ее интервью с исследователем в области искусственного интеллекта.
Даже по внешнему виду ученого
