недостаточно, чтобы спихнуть локомотив истории с рельс, Корнилов не верил в роль личности в истории, и переворот организовали бы и без них. Свердлов, Сталин, Дыбенко, Урицкий и все прочие. Но тем, что генерал не пошёл на Петроград, размахивая шашкой, а провернул всё по-тихому, он не позволил обществу качнуться влево, к большевикам и левым эсерам, и именно это остановило скатывание страны в пучину кровавой Гражданской войны.
Конечно, угроза никуда не делась. Большевики могли устроить восстание и в любой другой день, но генерал уже понял, что инерция исторического процесса слишком велика, и дата должна была совпасть, как это было с Ригой, Моонзундом и остальными событиями.
Он даже тайком приказал на эти три дня усилить все караулы, вывести на охрану стратегически важных объектов кого только можно. Начиная от добровольцев-дружинников и заканчивая ударными полками, элитой вооружённых сил. Тем более, что накануне практически вся ночная жизнь криминального Петрограда остановилась, бандиты и прочие уголовники притихли, будто готовясь к чему-то важному.
Да и те немногие двойные агенты, оставшиеся в рядах большевиков, докладывали, что «что-то» готовится. Без подробностей, но Батюшину и Корнилову было ясно — грядёт восстание. Лидеров которого генерал Корнилов мог назвать поимённо без всякого шпионажа, исключительно по памяти.
Верховный поднялся, потянулся, хрустнул затёкшими суставами, чувствуя боль в коленях и пояснице. Кажется, сегодня он чересчур засиделся. Стрелки часов приближались к четырём часам утра, и генерал рассеянно зевнул. Пожалуй, можно ложиться спать. Если даже что-то вдруг случится, утром ему непременно доложат.
В отличие от Керенского, у него есть верные люди, целиком и полностью связывающие собственное будущее с его фигурой. А это значит, что охранять его будут со всем старанием, пресекая любые попытки посягнуть на его жизнь и свободу.
Но едва он разделся и улёгся в кровать, как где-то за окном раздался приглушённый выстрел, а следом за ним ещё несколько. Сон как рукой сняло, и Корнилов тут же поднялся с постели. Началось.
Он быстро оделся, взял браунинг, с которым не расставался ни на минуту, осторожно выглянул в окно, за которым гремели выстрелы. Снайперов он не опасался, верхние этажи Михайловского замка почти не просматривались даже с соседних крыш, но генерал всё равно осторожничал.
Охрана должна была уже поднять тревогу, а по всем линиям связи ожидались доклады о происходящем. Как минимум, со всех вокзалов и телеграфных станций. Инструкции охрана получила вполне чёткие и понятные.
В дверь тихонько постучали.
— Да, войдите, — откликнулся Верховный.
Дверь приоткрылась, в спальню осторожно заглянул один из адъютантов.
— Ваше Высокопревосходительство, началось, — произнёс он.
— Спасибо, господин штабс-капитан, я уже понял, — ответил Корнилов. — Какая-либо конкретика уже есть?
— Достоверно известно о нападении на Балтийский и Финляндский вокзалы, Центральную электростанцию и Государственный банк, — доложил адъютант.
— Банк-то им зачем… — буркнул Корнилов.
Хотя, вероятнее всего, экспроприация банковских ценностей могла стать запасным вариантом на случай, если попытка переворота провалится. А шансов на успех у них практически не было.
— Зимний дворец? Нет? А здесь в Михайловском у нас как обстановка? — спросил генерал.
— Не могу знать, — ответил адъютант, и Верховный поморщился.
Такие ответы он не любил.
— Ладно, в Зимнем, кроме госпиталя, нынче и нет ничего, — сказал он сам себе. — Но на Михайловский точно должны были выделить достаточно мощные силы.
И словно в подтверждение его слов, где вблизи заработал пулемёт.
— Идём, скорее! — оживился Корнилов, и вместе с адъютантом они пошли по коридорам туда, где стрекотал пулемёт, хотя по инструкции адъютант должен был отвести Верховного в безопасное место.
Но перечить генералу он просто не посмел. Никто не смел.
Преимущество Михайловского замка состояло в том, что он с двух сторон прикрывался водой, а с двух других — парковыми комплексами, но кроме того, замок ещё и был обнесён кованым забором, так что подойти мятежники могли только со стороны Инженерного сквера или Михайловского сада.
А всё пространство в этих направлениях спокойно прикрывалось пулемётами. И со стороны Невы никакая «Аврора» обстрелять резиденцию Верховного Главнокомандующего не сможет, Михайловский замок надёжно прикрывался Летним садом. А в Мойку или Фонтанку военный корабль попросту не зайдёт. Матросам-балтийцам придётся бежать в атаку пешком.
Пулемёт работал в стороне Инженерного сквера. Там, на входе во внутренний двор, давно был установлен блокпост, а подходы перекрывались брустверами и заграждениями. Корнилов даже и не думал, что Михайловский замок будут атаковать вот таким образом, в лоб.
Внутренний двор Михайловского замка напоминал потревоженное осиное гнездо. Вооружённая охрана бегом перемещалась на позиции, с места на место, за пределами замка продолжали греметь выстрелы. Пулемёт ненадолго умолк, но тут же забарабанил снова, разбавляя одиночные хлопки винтовок.
Наступали на замок, как и рассчитывал Корнилов, только с двух сторон, двигаясь перебежками и укрываясь за деревьями. Воздух полнился криками, запахами крови и страха. Большевики захотели крови — они её получат.
Плечом к плечу замок обороняли и текинцы в своих неизменных папахах, и корниловцы в чёрно-красной форме, и сотрудники КГБ в штатском, отстреливаясь от напирающих революционных матросов и солдат-запасников. Обороняющихся было гораздо меньше, чем анархистов, бандитов и красногвардейцев, большую часть гарнизона замка пришлось отправить на защиту других объектов, но грамотно выстроенная оборона позволяла отбиваться и меньшим числом.
Генерал Корнилов подбежал к пулемётному гнезду, из которого два туркмена поливали огнём Инженерный сквер, и укрылся за бруствером. Спать нисколько не хотелось, наоборот, разгорячённая адреналиновым выбросом кровь играла, требуя действовать.
— Уллы-бояр! Ухади! — прокричал джигит.
Корнилов только засмеялся в ответ. Как руководитель огромного государства он не должен был так делать. Но как боевой генерал и мужчина, он хотел встретить угрозу лицом к лицу.
— Дай-ка мне! — приказал генерал, отодвигая пулемётчика от его оружия.
Пулемёт Льюиса, прямо как у красноармейца Сухова в фильме, с его огромным кожухом охлаждения и ребристым дисковым магазином, оказался неожиданно простым и удобным оружием, и генерал принялся лично расстреливать наседающих революционеров, реагируя на каждую тень в темноте сквера. В своей прошлой жизни он нередко посещал тир и ему довелось пострелять из многих образцов новейшего оружия, так что с «Льюисом» он быстро разобрался.
Джигиты, находившиеся рядом, принялись палить из карабинов, удивлённо посматривая на Верховного, который с упоением стрелял по бегущим. Вражеские пули свистели над головами, выбивая каменную крошку из стен и разбивая стёкла. Красногвардейцы стреляли скорее «в ту сторону», почти не целясь, но от бывших запасников и вчерашних рабочих трудно было
