и чужими границами.
— Что у вас? — Толстый полицейский за стеклом даже не утруждается поднять глаза.
Занервничав от столь короткого вопроса, я пытаюсь подобрать нужное слово. То самое, которое заставит равнодушного представителя закона воспринять меня серьезно. Надеюсь, его заводят не только поножовщина или убийства.
— Преследование. — Я стараюсь звучать твердо.
— От кого? — все так же незаинтересованно спрашивает мент, правда глаза в этот момент все же поднимает.
— От бешеной бабы, желающей вернуть себе гулящего мужа, — чеканю я, глядя на него. — Она караулит меня под окнами, пинает дверь, позорит перед коллегами и пишет гадости моей маме.
Хотела бы я сказать, что в его взгляде появилась хоть толика любопытства — но хрен там. Кажется еще чуть-чуть — и этот румяный пончик в форме зевнет мне прямо в лицо.
Я машинально оглядываюсь на женщину с синяком во всю щеку, и неопрятного дрища, по виду напоминающего наркомана. Они-то здесь явно не из-за жалобы на оскорбления. От этой мысли становится грустно и смешно. Олеся бы уже загоготала во весь голос, заявив, что я выгляжу обиженной дочерью олигарха, пришедшей за пособием по безработице.
— Сядьте пока туда, — полицейский кивает в сторону металлических стульев. — Следователь сейчас к вам подойдет.
Следователь оказывается молодым симпатичным парнем, который любезно приглашает пройти в свой кабинет, и там под диктовку переносит на бумажный бланк все мои увлекательные приключения за последнюю неделю.
— Проверьте, все правильно? — С сочувственной улыбкой он протягивает листок мне. — Может быть, вы пить хотите? У нас здесь душновато.
Я улыбаюсь.
— Нет, благодарю.
Перечитав размашистые строчки, и согласно кивнув, я возвращаю заявление.
— Все верно. Большое спасибо вам. За все.
Парень поднимает брови.
— За все?
— За человечность, — поясняю я, ощущая легкое покалывание в носу. — Я думала, будет унизительно пересказать все это заново. Но благодаря вам, все прошло не так страшно.
— Да мы вообще не страшные ребята, — немного смущенно улыбается он. — Но сразу предупрежу: не факт, что заявление примут. Но вы не отчаивайтесь и продолжайте писать. В течение недели вам придет письменное уведомление о принятом решении.
Еще раз его поблагодарив, я вызываю такси и еду на работу. Там меня ждет новое испытание: встреча с коллегами.
По офисному коридору я иду с гордо поднятой головой, готовясь отразить любой укоризненный взгляд. Даже если весь мир настроен против меня, я выстою. Правда к моменту, как мой зад сливается с офисным креслом, я понимаю, что миру на меня плевать. Укора в глазах коллег нет, как нет ни презрения, ни злорадства.
— Ну пиздец, Ксюх! — По обыкновению громкая Эвелина врывается в мой кабинет спустя полчаса. — Вот же бывают ебанутые телки! Увидела бы, как она дверь изрисовывает — башкой бы ее туда ткнула! Надо заяву на таких писать!
— Уже написала.
— И правильно. Ну ты сама-то как? Нормально?
— Да. — Я невольно улыбаюсь, приятно удивленная тем, что Эвелина не выпытывает подробности моей личной жизни, а просто принимает мою сторону. — Уже гораздо лучше.
— Вот и славно. — Взявшись за ручку двери, она мне подмигивает. — ты кофе-то в обед выходи пить. Мы по тебе соскучились.
Я продолжаю улыбаться даже тогда, когда она уходит. Все же отличную работу я нашла, даже если поначалу так не казалось.
***
Спустя четыре дня я нахожу отказ о рассмотрении моего заявления в почтовом ящике. Тот милый следователь знал, о чем говорил. Правда, и от Вероники нет вестей и это дает надежду на то, что она наконец успокоилась.
Как бы не так.
В середине недели с незнакомого номера раздается звонок, за которым следует шквал оскорблений. В вербальном смысле Вероника оказалась на редкость не изобретательной, банально повторив, все то, что я уже слышала: я тварь, шлюха и трахаюсь с чужими мужьями.
Хотелось бы сказать, что этот звонок меня веселит, но нет. После сброшенного вызова у меня еще долго трясутся руки. От собственной беспомощности и от того, что мне отказался помогать не только Антон, но и доблестная полиция.
Во всей этой нервотрепке существует лишь один несомненный плюс. У меня совершенно нет сил и времени думать о нем. Хочется верить, что так я учусь расставлять приоритеты и выбирать себя.
***
О том, что Вероника снова наведывалась ко мне в гости, я узнаю по свежим отпечаткам подошвы на двери. Кое-как обуздав поднявшиеся панику и возмущение, делаю снимки и решительно иду в полицию. Плевать, что они там себе думают. Устрою флешмоб в стиле Хогвартса и завалю их таким количеством заявлений, что обратить на меня внимание придется.
— Хочу пожаловаться на преследование, — чеканю я, уставившись в равнодушное лицо полицейского. — Это будет мое второе заявление, и я очень рассчитываю, что вы наконец воспримете меня всерьез.
Процедура повторной жалобы почти не отличается от предыдущей, за исключением того, что описывать преследования Вероники приходится в проходной при толпе посторонних. В свете последних событий подобный дискомфорт кажется мне мизерным — мои очередные благодарности безумной Веронике.
Подписав заявление, я отправляюсь домой, надеясь, что по возвращению не придется снова отмывать дверь. Все же психика человека удивительно устроена и способна приспособиться ко всему. Скажи кто-то еще полгода назад, с чем я буду вынуждена столкнуться и с чем мириться, я бы во весь голос рассмеялась, пребывая в наивной уверенности, что участниками криминальной сводки становятся лишь маргиналы.
Когда от Вероники нет вестей целую неделю, мои мысли сами собой переключаются на Антона. В голове не укладывается, что после спустя столько времени он смог не найти способа извиниться за свое поведение. Выходит, зря я считала его хорошим человеком.
Всякий раз когда злость на него достигает максимума, я представляю, что он возвращается к Веронике и испытываю от этого поистине садистское удовлетворение. В болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас. Удачи, ребятки.
***
Постепенно любые мысли о нем стихают. Я даже начинаю е уверяться, что освободилась от этой проклятой эмоциональной зависимости, пока спустя месяц от нашей последней встречи судьба не решает внести в мою налаживающуюся жизнь свои коррективы.
Переходя дорогу субботним утром, в плотных автомобильных рядах я различаю очертания знакомого внедорожника, и, неожиданно для себя, со всех ног несусь к дверям первого попавшегося кафе.
Ну ты даешь, Ксюха, — мысленно костерю себя, пока выкладываю на стойку мятые купюры, чтобы оплатить ненужный мне кофе. — Сколько таких внедорожников каждый день проезжает рядом с твоим домом? Целая куча. И не факт, что в одном из них сидит Антон, а даже если и сидит, почему ты вдруг решила спрятаться? Если
