будущем. Не исключено, что я по-прежнему пребывал в нем, точнее, был его живым продолжением (или окончанием, о необходимости которого намекал Рыленков). Похоже, тот я, что прилетел год назад на конференцию в Южноморске, существовал только потому, что меня придумал другой я, пропавший после того, как отвез жену в аэропорт. Что же, он, пятый, и есть настоящий Лосев, а я и те, что были в падающем самолете и Венеции, – не более, чем плод его воображения? Но, как ни велико было мое потрясение от романа-были, низводящего меня до литературного фантома, каким-то отдаленным уголком сознания я спрашивал себя: а не очередной ли это трюк «Аквариума»? Скажем, для шизофреника раздвоение личности – реальность, а для окружающих – не более, чем его галлюцинация. Может быть, мне навязываются галлюцинации, одной из которых является ненаписанный мной роман?
Я взвесил рукопись в руке: легко сказать, галлюцинация… И квартира эта – галлюцинация? Я походил по пустым комнатам, постучал в зеркала – непроницаемы. Потом пошел на кухню, поужинал, чем Бог послал, и лег спать, не думая более ни о романе, ни об «Аквариуме». Я здесь, жена в Южноморске, дочь в Венеции, и обе они в опасности. Вот из чего надо исходить, ничего другого в этом ответвлении лабиринта мне не дано.
Утром я первым делом позвонил Ане, но она сбросила вызов и прислала смс-ку: «Я на конференции, не могу говорить. Всё в порядке». Ну, если на конференции, то, наверное, и впрямь всё в порядке. Один факт, что она началась, говорил о том, что участники не исчезли. Подумал, не набрать ли Лену, но так и не решился, – не знал, с какого боку к ней подступиться.
Сварив кофе, я занялся поисками записей, которые делал, работая над главой об этрусках, чтобы быть во всеоружии, когда явится со своим артефактом Рыжих. И только найдя их, сообразил, что копался в бумагах здешнего Лосева, как в своих, не озаботившись, а писал ли он вообще книгу о праславянах. Значит, тоже писал, да и Коля не стал бы ко мне обращаться насчет этрусков, если бы не было той главы. Похоже, жизнь Лосева номер пять до 25 апреля прошлого года протекала так же, как и у меня.
Я проштудировал заново этрусский алфавит и взялся за наиболее часто употреблявшиеся слова, переведенные Бором и Томажичем, как позвонила Лена. Я схватил телефон:
– Привет, дочка!
– Папа, что происходит? Вечером приходит смс-ка от мамы: «Доченька, слушайся советов папы. Колюбакина в Южноморском университете знают, говорят, он дурной человек», а утром его увольняют! Оказывается, в их Центр пришли вчера с проверкой секьюрити из универа и нашли в его столе траву и порошок, а в компьютере – фотки голых студенток. Меня с Таней тоже спрашивали о нем: приставал ли с домогательствами? предлагал ли курить марихуану? нюхать кокаин? Так он звонит мне буквально пять минут назад и говорит злобно, чуть не шипя: «Это всё твой папаша! Он еще об этом пожалеет! Он не увидит больше никогда ни тебя, ни твою мать! А вы с ней никогда уже не вернетесь в прежнюю жизнь! Вас всех ждет болото, и пропадете вы в нем поодиночке!» Нормально? Я в шоке! Ты что, правда, имеешь отношение к его увольнению?
– Конечно, имею. Каково мне узнать, что этот болотный хмырь хочет жениться на тебе? Только я не просил его увольнять. Но, может, так и лучше. Дочка, не бойся. Он мелкий бес, а они не всесильны. Скачай из интернета молитву против бесов «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его…» и читай ее всякий раз, когда почувствуешь или увидишь недоброе. А еще лучше, сходи в русскую церковь, она в Венеции есть, исповедуйся и причастись.
– Пап, ты серьезно?
– А Колюбакин этот угрожал тебе несерьезно? Я тебе предлагаю то, что мне самому помогло в Южноморске, когда общался с ним. Всё, что можно сделать человеческими средствами, уже сделано благодаря ректору, но против вещей сверхъестественных они не действуют. А Колюбакин имел ввиду вещи сверхъестественные, не правда ли? Как обычный человек, будучи в Венеции, может устроить так, что не только ты, но и мы с мамой, находясь в России, пропадем в неком болоте? Ты его-то спросила, серьезно ли он говорил?
Она помолчала, дыша в трубку.
– Пап, ты думаешь, он стал ухаживать за мной, чтобы досадить тебе по старой памяти?
– Ни на секунду не сомневаюсь в этом. Нет, ты девушка красивая, но он выбрал тебя не за красоту, а по воле пославшего его.
– А кто его послал?
– Какой-нибудь другой бес, покрупнее. У них же там иерархия, они ее у ангелов скопировали, когда Господь изгнал с небес их главного начальника.
– Слушай, я в двадцать первом веке?
– Леночка, у них там времени нет или оно совершенно другое. То, что у нас век, у них – минута. Большинство сумасшедших, как считают в церкви, бесноватые, а сумасшедших в двадцать первом веке не стало меньше, чем раньше. И их не лечат: ты видела хоть одного исцеленного медициной душевнобольного? Я – нет. «Сей род лукавый, бесовский изгоняется только молитвой и постом», – говорит Христос о демонах-искусителях в Евангелии от Матфея. Первый век и двадцать первый – а всё одно и то же, ничего не изменилось. Я-то сам не праведник: и тебя не научил молиться, и не умею, как показал опыт, серьезно противостоять искушениям… Но для тебя мне бы хотелось иного.
– Ну, не знаю… Какая, ты говоришь, молитва? «Бог да воскреснет»?
– «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его…» Просто набери в поисковике начало молитвы и скачай полностью. Вы когда возвращаетесь?
– Первого мая.
– Хочешь улететь раньше? Я закажу тебе билет.
– Да как-то неудобно перед нашими будет… И трусливо: получается, он меня напугал, и я сразу убежала… А потом – это же Венеция, когда еще приеду… Я лучше схожу в русскую церковь.
– Да, пробей ее адрес в интернете. И сразу звони, если что не так!
– Хорошо.
– Давай, дочка, я тебя люблю!
Я встал, подошел к иконе с ликом Христа. Глаза Его смотрели мне прямо в душу. Я сказал Леночке то, во что верил и в прежней жизни, но говорить стеснялся, хотя не стеснялся говорить людям разные гадости. Просто одно дело – умом понимать Бога, а другое – верить, что только Он тебе поможет. Сейчас был именно такой случай. Да, я могу кое-что с помощью добрых людей – Лилу, ректора Буглеси…
