— А знаешь, когда ты так резко разворачиваешься, — шел позади меня Поттер, — то мне видно чуточку больше, чем стоило бы показывать.
Ар-р-р! Связать и пинать! Долго и с удовольствием.
— Ты на меня обиделась?
Нет, блин. Мне просто нравится быстро гулять.
— Верни сумку, она тяжелая. Луна, ну не обижайся. Да где я хоть провинился?
Когда родился, Поттер. Гены оленя — это страшная штука.
Я была настолько зла, что забыла главный недостаток Поттера. Терпением он не отличался — попытки игнорировать его практически бесполезны. Даже хуже: они еще и выводят его из себя. К тому же, Поттер просто не умеет ждать, он всегда действует. В мотивационных книжках, которых я прочитала сотен пять, всегда говорили: не сидите без дела, для достижения своей цели делайте хоть что-нибудь. Поттер родился с этим: он не будет ждать, пока само решится, станет виднее и так далее. Он должен что-то делать прямо сейчас. Например поднять меня и затащить в альков за статую.
— Да когда ты перестанешь меня таскать, я же не вещь какая-нибудь! — возмутилась я.
— Когда перестанешь от меня сбегать, игнорировать и не отвечать на вопросы, — парировал Гарри. — А сейчас я еще и приставать начну. Брось сумку.
Поначалу я хотела бросить сумку в Поттера, но не успела. Потому что за пару секунд я оказалась буквально верхом на нем, сумка выпала из рук сама, а я от неожиданности и страха свалиться обхватила его ногами за талию. И пока я испуганно ахала, Поттер убрал руки с попы и прижал меня спиной к стене.
— Ты что творишь? — попыталась было выбраться я, но быстро поняла, что делаю только хуже.
А он еще и улыбался.
— Моя тетя очень любит фильм «Укрощение строптивого», — внезапно сказал он.
— Значит, ты неверно его истолковал, тебе стоит убегать от меня, а не ставить в двусмысленное положение.
— Ну, во-первых, строптивая здесь ты, так что я знаю, что делаю. А во-вторых… тебе не кажется, что положение у тебя совершенно недвусмысленное?
И еще теснее прижал меня к стене.
— Я начну кричать и обзывать тебя насильником, — пригрозила я.
— Попробуй.
Подняв меня, он полностью компенсировал разницу в росте, поэтому теперь мог целовать, даже не наклоняясь. Чем, собственно и занялся. А еще поддерживал меня одной рукой за бедра, а второй…
— Поттер, Лавгуд! — раздался голос профессора Грановски. — Вас из коридора видно.
Мы с Гарри синхронно чуть отклонились, глядя на веселящегося декана Гриффиндора.
— Спасибо, профессор, — Поттер, вроде опустив меня на землю, тут же снова поднял на руки. — Не подадите сумку?
— Прошу, — едва сдерживая смех, протянул мою торбу профессор.
— Премного благодарен.
И Поттер гордо пошел прочь прямо со мной на руках.
— Ты меня вечно позоришь! — шипела я.
— А нечего было меня злить. Я бы тогда не забыл чары отвлечения внимания поставить.
Я поерзала, удобнее устраиваясь у него на руках.
— И куда ты меня тащишь? — деловито уточнила я.
— Угадай.
— Что? Верни меня обратно! Немедленно!
Но Гарри уже свернул в сторону Выручай-комнату. Вот же поганец.
Глава 22. Сердце, мозг и другие органы
К моменту, когда мы зашли в Выручай-комнату, я уже поняла, что пытаться сбежать бессмысленно, потому что Поттер решил повторить памятный день в Выручай-комнате. Не сказать что я так уж активно сопротивлялась, но занес он меня на руках.
— Ты такая легкая, — улыбался он, — почти ничего не весишь.
— Зато ты медведь, — все еще пыталась вредничать я, пусть и понимала, что сопротивление бесполезно и скоро просто растаю: все девочки любят обаятельных нахалов, а нахалы этим пользуются.
В этот раз Гарри решил не делать вид, что мы сюда пришли ради учебы, поэтому к кровати направился сразу. От его прикосновений кожа будто горела, поэтому от одежды я избавилась с энтузиазмом, который еще пятнадцать минут назад посчитала бы кощунственным. Когда на мне оставалось лишь нижнее белье, я сама потянулась к ремню его джинсов: ни за что не поверю, что парню хватает объятий и голого тела подруги. Гарри перехватил мою руку:
— Не надо.
Я покачала головой, приподнялась с кровати, чтобы было удобнее стягивать с Поттера остатки одежды. Его тоже долго уговаривать не пришлось — он сдался без боя, только застонал, когда я обхватила ладонью орган, чей размер несколько преувеличивал мои представления о норме.
Удовольствие с легким оттенком сожаления: не знаю, как Поттер, но я бы сменила петтинг на кое-что погорячее. В идеале — прямо здесь и сейчас, потому как желание было практически нестерпимым, мне хотелось большего, я уже не видела и не слышала ничего вокруг, словно все мои чувства перешли в обостренное осязание. Так просто не бывает. Казалось, что эта сладостная мука длилась бесконечно…
Но жар пошел на спад, поцелуи, только что полные страсти, становились все невесомее и нежнее, и мое не привыкшее к таким волнениям тело тянуло в сон. Комната словно плыла в зыбком мареве, я поудобнее устроилась у Гарри на плече, с удовольствием закинула на него ногу и провалилась в сон.
Проснулась я первая. Свет в комнате был приглушен, горели лишь лампы на письменных столах. Гарри даже во сне имел напряженный вид, словно вечно куда-то бежал и с кем-то сражался. На войне дети быстро взрослеют, вот только Поттер, кажется, никогда и не был ребенком. Я провела пальцем по тонкой полоске шрама от сектумсемпры. Еще полгода — и он полностью исчезнет, если Гарри не забывает его смазывать мазью. А он, наверное, забывает.
Это, конечно, ненормально, что у парня его возраста столько шрамов и по таким поводам. Вот у меня тоже раньше было их немало, но все простые и понятные большинству людей: упала с велосипеда, неудачно покаталась на мотоцикле, нечаянно сильно оцарапала руку, порезалась о разбитую кружку. И у Гарри — сектумсемпра, проклятия, варварский забор крови, на тыльной стороне ладони шрамирование «я не должен лгать».
Я снова легла, положив голову ему на грудь. Красивый парень. И чего бегаю? Наверное, не проходит мой страх из прошлой жизни: боюсь полностью довериться, боюсь признаться, что кому-то принадлежу. Любовь — это всегда принадлежность. Не телом, как думают некоторые извращенцы. Это признание, принятие, это открытая душа, когда больше не боишься, что тебе вгонят нож в сердце. Я всегда боялась — оставляла себе маневры для отступления, желала остаться свободной, боялась стать домохозяйкой на кухне, боялась, что изменят и предадут, боялась, что через пять лет брака увижу, что нелюбима и не нужна, боялась жить по привычке, терпеть и стать заложницей страха перед уходом.
— Какой же ты несносный человек, Гарри Поттер, — тихо сказала вслух я, — влюбил в себя девушку.
