Но вдруг полумрак коморки разбивает яркий дневной свет.
— Да, ебанный в рот, свалите а!
Я выпускаю член изо рта и просто хохочу, пока Мирон ругаясь стягивает остатки гоночного костюма, напяливает джинсы и обезумевшим взглядом смотрит на меня.
— Просто сиди так. Не вставай.
— Есть, мой чемпион, — улыбаюсь я, пока он выходит за дверь и с кем-то долго общается.
Судя, по всему принимает поздравления, в какой-то момент его голос становится неловким, и я понимаю, речь обо мне. Но тут он заходит, закрывает дверь на замок и несколько раз дергает, проверяя, а потом идет ко мне, победоносно поднимая вверх квадратик.
А я снова улыбаюсь, обнимаю своего чемпиона, и сама быстрыми движениями стягиваю с себя топик и джинсы. Хочу рукой обхватить упрямо стоящий член, но Мирон усаживает меня на столешницу.
— У тебя вся жизнь будет наиграться с рычагом управления, но сейчас мне очень нужна гонка. С тобой. На выживание, — раздвигает он мне ноги, проводит по влажным складкам кончиками и тянет пальцы в рот, прикрывая глаза от удовольствия, словно там самое сладкое лакомство.
— Обожаю твою киску, — шепчет он, улыбаясь и рвет зубами квадратик, растягивает защиту по всей длине и больше не сдерживается. Приставляет кончик к границе, за которой назад пути уже не будет и поднимает взгляд, разрешения спрашивает, а я сама бедрами помогаю. Выгибаюсь, впиваясь ноготками в его плечи.
— Ну не тяни…
— Хочу тебя, хочу тебя, — читает он свою мантру и наконец-то Проникает в меня, расстягивая изнутри. Вызывает громкий, гортанный стон. – Начнешь принимать таблетки?
— Начну, — обещаю, хватаясь за шею Мирона, чувствуя каждый миллиметр твердой плоти внутри себя. И да, с презервативом не то, не так остро, что – ли, но касания кожи, контакт глаз все замещают. Потому что это не секс, это настоящее. Как дом, в который наконец вернулся. Как семья, которая не предаст.
— Люблю тебя, — рычит Мирон, толкаясь в меня снова, сжимая до боли ягодицы, а я не могу сдержать крик, когда он двигается быстрее, резче, грубее, кайфую от столкновения тел, от пошлых шлепков, от стонов в унисон. Когда так хорошо, когда он внутри до самого конца.
— И я тебя, и я тебя очень люблю.
Глава 46. Саша
— Я виделась с Алексом, — шепчу уже гораздо позже, когда мы почти спим. Почему-то эту информацию я не хочу оставлять на завтра. Надеялась, что, удовлетворившись тремя актами Мирон станет разумнее.
Мирон открывает глаза, поднимается на кровати и испуганно смотрит.
— Ты ездила к нему в тюрьму?
— Он не сидит. Я забрала заявление. Уже давно.
— Ты больная…То есть…
— Я поняла, — смеюсь, толкаю его на подушки и седлаю сверху. – Но послушай… Он просто… Нет ты послушай. Он не плохой. Он ведь столько для нас сделал! И меня берег в детском доме. И мать нашел, и Дашу спас, и Марка. А тебя сколько раз от тюрьмы спасал?
— Тебя трахал…
— Трахаешь меня ты, а он так, дурью больше маялся… Мирон, он не заслуживает сидеть в тюрьме, только потому что я не люблю его. Мне кажется любой мог бы слететь с катушек, вложив столько сил в человека, но не получив взаимности в ответ.
Мирон отталкивает меня, так что я падаю на кровать и чуть пружиню, а сам идет к окну и долго-долго курит, пока я любуюсь его задницей. Надо у него наши фотографии спросить, он наверняка их припрятал.
— Я убить тебя хотел. – слышу вдруг и вздрагиваю. — Помнишь обрыв? Убить хотел, просто потому что ты не моя. Но я бы никогда не поднял не тебя руку. Бля, Саш. Ты свое лицо тогда видела? Оно же в мясо было… И ты так просто его простила?
Я же не дура, помню все. Но ведь зажило все, даже шрамов не осталось.
— Наше отношение к людям — это сумма его поступков по отношению к нам.
— Вот ты завернула, — усмехается Мирон и поворачивает лицо ко мне. – Типа его хорошие перекрывают плохие?
— Конечно! Так же, как и твои хорошие перекрыли плохой. И себя я тоже простила, ведь у меня тоже были плохие поступки, но я все равно старалась быть честной.
Мирон докуривает сигарету, тушит в пепельнице и идет ко мне. Голый, никого не стесняющийся, идеальный. Мой. Сейчас он конечно думает, что я просто дурочка, что верю в лучшее в людях, но нельзя вечно держать на всех обиду, потому что порой свои поступки гораздо хуже. И гордость одна из причин.
Мирон тянет меня к себе, целует жадно, немного грубо.
— Ты просто святая порой. Давай тебя немного опорочим?
— Хочешь сделать меня грязной? — раздвигаю я ноги, чувствуя, как похоть толчками возвращается в тело, стекая по нему к конкретной точке. Туда, где скоро окажется такой твердый, покачивающийся предмет. Как он вообще помещается во мне, загадка.
— Хочу тебя сзади, — разворачивает меня Мирон и ставит на колени, смачно шлепнув по заднице. Тут же прижимается губами к месту удара, скользит языком по коже, смачивая слюной и без того влажное место.
Слышу шум фольги и все тело застывает в ожидании. Мирон врывается, как завоеватели врывались в новые земли и просто таранит снова и снова, не давая вдохнуть. Не давая подумать. Так долго, так грубо, до смачных шлепков, пока меня не стягивает ощущения, которые как пред оргазмом никак не назовешь.
Мирон кусает кожу на спине и ускоряется, просто сносит все мысленные барьеры, оставляя только чистейшее удовольствие. И я собираю простынь пальцами, дрожа всем телом и воя в матрас, ощущая себя оглушенной.
Мирон делает еще несколько резких движений и застывает, долго, долго кончая внутри меня. Выходит, быстро выбрасывает ненужное в туалет и возвращается. Обнимает меня и отдышавшись произносит:
— Теперь я готов слушать песни Алекса.
Вот тебе и вся романтика. Хоть бы поцеловал.
— Почему песни?
— Ну он же наверняка извинялся, просил простить его, возможно даже вернуться. Что это как не песни?
Смешно и грустно, но он почти прав.
— Он встретил меня у института, когда я переводилась на заочку.
— Ты перевелась…
— Ты слушаешь? Так вот. Я сначала натурально так испугалась, даже убежать хотела, но потом поняла, что в людном месте делать он ничего не будет.
— Наивная. Я же делал.
— Просто заткнись. Он действительно извинялся, но вернуться не просил. Сказал, что пытался мною заменить мать Даши. Что это была дурацкая попытка обмануть себя, — мне было очень это знакомо. Наверное, в тот момент мне даже стало его жалко, потому что я очень хорошо знала, что такое обманывать себя. — И больше он этим заниматься не будет.
— Она вроде в тюрьме? Лариса эта.
— Он планирует ее дождаться и попытаться воссоздать отношения. Так что, я за него рада.
