за презрительное к ним отношение: главное сейчас — именно зрение!
— Да, верно. Вон: коридор вижу.
Коридор, оказавшийся за бесшумно открытой могучей рукой варвара дверью, уходил, казалось, в бесконечность. Которая для Конана заканчивалась в примерно сорока шагах — новой дверью. Вынув из ножен верный меч, киммериец пружинящим шагом бесплотной тенью двинулся вперёд, бросив через плечо полушёпотом:
— Хочешь пожить подольше — не шуми. А если что подозрительное…
— Понял. — ответный шёпот звучал несколько неуверенно. Хотя заподозрить парня в банальной трусости было невозможно: это же его возлюбленную они идут спасать! А влюблённых во все времена можно обвинить, скорее, в излишней порывистости и неосторожности, чем в трусости!
Вторая дверь тоже открылась без скрипа: уж Конан позаботился. Однако внутри оказалось действительно темно: свет полудня через крохотные окошечки вверху, под куполами крыши, проникать-то проникал… Но до пола почему-то не доходил: словно терялся в клубящейся мгле, наполнявшей огромную комнату: зал для приёмов.
Варвар, разумеется, не забыл побеседовать с архитекторами и строителями, недавно — всего лет десять назад! — проводивших перестройку крыла принцессы, и косметический ремонт остальных покоев. Поэтому примерную планировку дворца знал. Там, в дальнем конце зала, по бокам от трона, должны начаться два основных крыла: покои падишаха и комнаты принцессы. Вот там и нужно будет скорее всего ждать…
Того, чего нужно ждать.
В какое именно крыло идти, Конан собирался решить на месте, после предварительного осмотра-разведки. Но пока ни малейших намёков на что-либо, могущее помочь ему понять, с чем они будут иметь дело, не имелось: ни растерзанных тел людей, ни следов твари, что водворилась сюда, вынудив всю челядь, да и самого правителя, полуодетыми, и с душераздирающими воплями, выскочить наружу буквально за несколько минут… И бежать, пока не оказались снаружи — за защитной стеной города!
Однако когда подошли к трону, (сейчас, разумеется, пустовавшему) следы нашлись.
Вернее — один след.
Роскошная ткань на высоченной помпезной спинке оказалась словно перечёркнута, разодрана когтистой лапой: три глубокие борозды пересекали узорчатый хан-атлас, до сих пор чудесно серебрившийся мягкими отсветами и переливами даже в полумраке.
Убедившись, что ни за троном, ни в углах никто коварно не притаился, Конан позволил себе несколько расслабиться, покачав головой:
— Хотя этой твари никто не видел, я уже могу себе кое-что представить.
— По следу лапы? — Садриддин спрашивал, как и варвар, понизив голос почти до шёпота, чутко ловя малейшие подозрительные шорохи. Хотя готов был поставить в заклад свой остро наточенный кинжал, который держал теперь в руке, против пары дохлых мух, что варвар-северянин и слышит происходящее вокруг гораздо лучше.
— По следу лапы.
— Но… Что может сказать такой след?
— Охотнику и воину — многое. Во-первых — это — не заколдованный человек, а именно — зверь. Например, у северных медведей есть такой же обычай: они помечают свой участок леса, обдирая кору деревьев как можно выше — ну, чтоб показать конкурентам свой рост и силу! Во-вторых, у этого зверя есть не менее четырёх когтистых конечностей. Или лап. — на недоумённое почёсывание затылка киммериец решил свой вывод пояснить, — Это просто: будь у него вместо передних лап крылья, ему не удалось бы задними оставить такой след. Да и территорию свою крылатые метят по-другому… В-третьих, размером тварь не меньше быка или того же медведя. Это понятно по расстоянию между отдельными пальцами: вон какое большое!
Ну и в-четвёртых — тварь умна.
Участок для охоты ей метить не надо, поскольку сюда других таких, как она — уж точно не сунется. А этот след на ткани — призван, скорее, напугать. Людей. То есть, заставить тех, кто потрусливей — занервничать, запаниковать заранее. Вот такой вот демонстрацией своих размеров, вооружения, и силы. Дрожащего от страха противника легче…
Съесть!
— Бэл раздери… Твоя правда, Конан: я… Нервничаю.
— Это — отлично, — Конан весело глянул на уже привыкшего к полутьме, и переставшего ежесекундно щуриться и моргать, напарника, — А вот если бы ты сказал, что не боишься, я посчитал бы тебя за идиота. Или вруна. Потому что храбр не тот, кто не боится. А тот, кто может контролировать свой страх. Отложить его туда, где он не помешает работе. А мы с тобой сейчас выполняем важную работу. Ты — спасаешь свою девчонку, я — зарабатываю мешок с замечательными жёлтыми кружочками. Которые потом можно обменять на кусок приятной и беззаботной жизни.
— Ты хочешь сказать, что золото…
— Что оно, пока молод, позволяет неплохо проводить время. Жаль, обычно надолго его не хватает, сколько бы не заработал!
— Так завязывай быть наёмником, и устройся на должность получше! Например, тебя легко бы взяли в нашу армию сотником. Или даже — тысячником!
— Нет, Садриддин, это для меня — мелко. Я целю куда повыше!
— В начальники войска?!
— Нет. В короли.
— О-о!.. От скромности ты не умрёшь!
— Это уж точно. Вот такие мы, киммерийцы: зарабатывать — так мешок золота, править — так королевством! Причём — своим! Ладно, отдохнули, потрепались, и — вперёд!
Осторожно ступая, они перешли к двери, ведущей в крыло принцессы.
Конан кивком головы показал Садриддину, что тот должен сделать, сам с нацеленным в сторону двери мечом встал в боевую стойку — в нескольких шагах от неё.
Дверь юноша открыл бесшумно и быстро.
Вылетевший оттуда ком шерсти и ярости Конан встретил достойно: сам внезапно прыгнул навстречу, и огромный меч вонзился прямо в центр разверстой зубатой пасти!
Рёва и воя не услышали бы только дикари отдалённого Пунта: от их силы закладывало уши и буквально до фундамента содрогались стены!
Варвар, от могучего рывка твари выпустивший меч из рук, не мешкая продолжил атаку: выхватил кинжал, размером не уступившим бы местным саблям, и одним прыжком вскочил на холку корчащегося на полу зверя. С боевым киммерийским кличем Конан вонзил стальной зуб в основание черепа монстра!
После чего мгновенно соскочил, не забыв кинжал выдернуть.
— Сюда, за трон!
Ещё до того, как напарники отбежали, ощетиниваясь зажатым в руках оружием на врага и тёмный проём, стало ясно: тварь поражена смертельно. Конвульсии быстро затихли, и она вытянулась, обмякнув, в бесформенную гору-кучу прямо у двери…
Из проёма никто больше не появился.
— Конан. — Садриддину пришлось два раза вдохнуть, и сглотнуть, прежде чем перестали стучать зубы, и он смог сказать хоть что-то, — Какой ты могучий и быстрый! И если б не ты — сейчас одним идиотом-влюблённым точно стало бы меньше!
— Оно и верно. — тон Конана не позволял понять, говорить ли он серьёзно, или шутит, — Правда, ты погиб бы не потому, что побоялся
