плодородной земли. Завтра в порту Финского залива вас с сыном будет ожидать яхта контрабандистов, «Святая Елена». Они доставят вас туда, и вы заляжете на дно вместе с клинками-умбра. Очень прошу вас подчиниться, князь, и не высовываться потом. Всё же, вы сделали многое для меня и для своей страны. Не хочется объявлять на вас охоту, в которую вступят, даже если она крайне опасна.
— Распутные девки, конопля, ром, — рассудил князь. — Звучит неплохо. Только учтите одно. Если вдруг я окажусь прав, и ваши зарубежные партнёры в моё отсутствие решать перегрызть вам глотку — не рассчитывайте на мою помощь, не зовите. С этих пор мне плевать на проблемы Русско-Японского конгломерата. Сунетесь — убью. Мой меч способен свести на нет мощность ядерного взрыва, так что поверьте, способов выкурить меня с Ямайки вы не найдёте.
— Хорошо, — согласился Царь-Император. — Теперь ступайте, князь. Это последний раз, когда я называю вас так.
* * *
Вещей было полно, но получилось бы забрать с собой всё. Так, лишь скромные пожитки. Сменную одежду, предметы личной гигиены, и мечи. Всем остальным предстояло обзавестись на Ямайке.
Попов ожидал княжича во дворе, чтобы попрощаться. Княжич спустился в гостевой зал, заметил, что отец курил, неотрывно глядел на портрет возлюбленной. Было в его взгляде что-то печальное, понятное только ему самому.
Княжич решил не докучать отцу, и вышел на улицу, где и встретился с Поповым.
— Витал…
Княжич договорить не успел. Попов от всей души, с размаха, ударил его кулаком по лицу, и перед глазами вспыхнули искры. Можно было среагировать. На это даже времени хватало. Просто такой поступок со стороны Попова стал для Волховского крайне неожиданным.
— Я тебя ненавижу, — сердито проговорил Попов, и хмуро заглянул Волховскому в глаза.
— Что? — опешил Волховский, чувствуя, как скула начинала саднить. — Что на тебя нашло?
— Мне не стоило спасать твою жалкую шкуру.
— Объяснись, — тут уже Волховский начал выходить из себя, и схватил Попова за воротник. — Не зли меня.
— А какой ты был, когда отрубил Лизе голову, а? — Сощурился Попов, попытался вырваться из захвата, но не смог, ведь княжич больно крепко держал. — Игривый? Может, опьянённый собственной властью? Или грустный?
— Ты лишился рассудка? — Волховский оттолкнул Попова. — Не ты ли хотел вывести её на чистую воду? Не ты ли первый высказывал подозрения на её счёт и оказался прав?
— Вы её убили без суда и следствия! — крикнул Попов. — Она заслуживала этого! Официальный, справедливый суд!
— Она сама попросила казнить её сразу, а не томить заключением в тюрьме! — возразил княжич. — Это был её выбор! Она бы в любом случае умерла, потому что дьявольский нектар убивает пользователя через семь месяцев!
— Я не знаю. — Попов потупил взгляд, стиснул кулаки, и на глаза его навернулись слёзы. — Не знаю, почему чувствую к тебе ненависть. Почему тоскую по ней. Может быть, если бы ты обратил на неё внимание, если бы заметил, этого всего бы не случилось. Она бы была жива. Это ты во всём виноват.
— Чего ты от меня хочешь? — сердито спросил Волховский. — Я не верну её к жизни! Не веди себя как ребёнок! Просто так всё сложилось, и этого не изменить!
— Я больше не могу называть тебя другом. — Попов взглянул на Волховского исподлобья. — Язык не поворачивается.
— Так убирайся отсюда! — крикнул Волховский. — Убирайся, пока я тебя не вышвырнул!
И Попов ушёл, не попрощавшись. Сел в машину, уехал.
Волховский-старший, тем временем, достал зажигалку, чиркнул ей, и поджог портрет возлюбленной. Пока пожар разгорался, князь взял два длинных футляра — в одном находилась одачи-умбра, в другом две катаны. Когда он вышел на порог, из открытых окон уже во всю валил дым.
— Отец, что горит? — удивлённо спросил Волховский.
— Не бери в голову. — Ответил князь, и спустился по лестнице. — Едем. Море зовёт.
И они отправились в порт. Добрались туда на служебной машине имперской гвардии, уже без кортежа. «Святая Елена» ожидала у пристани, на обещанном месте. Внушительная, надо сказать, яхта. Совсем не та, которую ожидал увидеть Волховский. Посудины контрабандистов никак не ассоциируются с роскошью, а тут яхта, размеру и виду которой могли позавидовать церковные патриархи.
Собственно, размер яхты был вполне подходящим, ведь на пути к Ямайке надо было пересечь Атлантический океан. «Это будет долгий путь», — подумал Волховский-младший. В плавании предстояло провести около трёх недель.
Первую неделю путешествия Волховский-старший беспробудно пил высококачественный ром, который ему охотно продавал капитан «Святой Елены». Почему нет? Денег на счетах Волховских было на десятки поколений вперёд, и экономить нужда отсутствовала. Князь, некогда статный и мужественный, стал похож на пьяницу. Был небрит, и спал настолько плохо, что под глазами у него появились мешки.
Княжич стоял у ограждения, и глядел на океан. Небо было ясным, вода спокойно плескалась у борта.
— Пятнадцать человек на сундук мертвеца! — Напевал князь, который бродил по палубе, то и дело прикладываясь к горлышку бутылки. — Йо-хо-хо, и бутылка рому! Пей, и дьявол доведёт тебя до конца! Йо-хо-хо, и бутылка рому! Прикольная песня, и-ик…
— Тебе не надоело пить, отец?
— Меня удивляет, почему не пьёшь ты. — Князь шутливо стукнул княжича по плечу. — Расслабься. Впереди Ямайка. Полная свобода. Куча денег под задницей. Живи как хочешь, делай что хочешь. Это ли не рай?
— От тебя страшно разит перегаром. — Скривился княжич. — Не говори в мою сторону.
— Теперь я буду не князь, — усмехнулся Волховский-старший, и сделал длинный глоток. — Теперь я буду — пират! Неужели эти забугорные шавки решили, что напугают меня? Не тут-то было! Как только мы обоснуемся на Ямайке, то я найму собственный флот! Буду грозой морей, буду наводить ужас на моряков от Карибского моря и до акватории Суматры! А, нет! Лучше… И-ик, лучше от Тихого и до Атлантического океана! Да с таким оружием в страхе можно держать всю планету!
— Тебя и так боится вся планета, — хмыкнул княжич. — Именно поэтому мы плывём на Ямайку. Царь-Император попросил не светиться.
— Да мне п-плевать, что он там просил!
— Тебе ведь главное не создать будущее для меня, не построить крепкий бизнес… Ты просто хочешь, чтобы тебя боялись?
— Это банальное человеческое предпочтение. — Волховский-старший облокотился на перила, и свесил вниз руку с бутылкой рома. — Все ведь чего-то хотят, правда? Ты вот славы хотел, Попов твой — любви. А я — страха.
— Жаль, что я сразу этого не понял. Ты ведь сам говорил, что людей нужно держать в ужасе. Это во многом тебя характеризует.
— Почему же жаль? — Волховский-старший пьяно покосился на сына. — Давай-ка, гони дурь из своей башки, а я пошёл спать. На Ямайке у нас к-куча… и-ик… дел.
