ассоциироваться себя с тем, кем когда-то был. Возможно, это последствия обряда инициации, в любом случае, нужно будет посоветоваться с Селитией. Она пожила в этом мире достаточно и что-то да понимает в таких вещах.
— Что, черт возьми, ты делаешь? Это что за похабщина? — Легка на помине.
— Песня.
— Какая, к лешему, песня?
— О любви девушки к простому работнику сельскохозяйственной отрасли.
— И кто эту мерзость написал?
— Юрий Хой.
— Фи. Мало того, что это само по себе омерзительно, так ты ещё и петь не умеешь
— Оставь свои аристократические замашки на потом. Моим воспитанием занимался отец, а, как ты знаешь, до аристократ ему было далеко, зато пять десятилетий работы против и вместе с Россией наградили его некоторыми привычками.
— Напомни мне, чтобы по возвращению я от всей своей души врезала этому идиоту.
— Обязательно напомню, если будет какое-то позже… — Я указал пальцем в сторону от дороги, где неспешно прогуливаясь, шел обычный крестьянин с корзиной и посохом. Было, однако, в нем что-то неправильное, фальшивое. Даже птицы и звери, всю дорогу сопровождавшие своим обычным шумом, вдруг притихли. И тут осознание ударило меня в голову в тот момент, когда я увидел, а точнее не увидел того, что и отличало всех созданий этого мира: над ним не было никаких надписей, вообще. Поймав мой внимательный взгляд, мужчина посмотрел в ответ. Глаза человека могу сказать о многом: кто он, как относится к тебе, что хочет. Этот взгляд же пылал непримиримой яростью, и ничего в нем не было, кроме желания убивать. Я притормозил, мой оппонент смотрел на меня, словно я мелкая букашка, хотя я и понимал, что в сравнении с божественным существом я, наверняка, таким и являюсь. Незнакомец заговорил первым.
— Юноша, разве вам не говорили, что ходить по этому лесу очень опасно?
— Аналогичный вопрос задать хотел бы и вам, — я смотрел на мужчину, полуулыбаясь, но при этом зорко следя и прислушиваясь к происходящему. Обычно, мои разговоры с богами заканчивались либо мордобоем, либо попойкой. И судя по тому, что выпивки ни у кого из нас нет, то закончится это отнюдь не полюбовно.
— Я слишком стар, чтобы быть пищей даже собакам. — Незнакомец был спокоен и тих. Я начинал догадываться, кто действительно стоит передо мной, но решил увериться еще сильнее.
— Неужто ты не боишься, что сейчас здесь окажется отряд Ингвара? Не думаю, что он будет церемониться с такой развалиной.
— Да и ты не особенно его боишься: бежишь по главному тракту, распевая песни, абсолютно не таясь, а будто даже желая быть найденным.
— А кого мне боятся? Этих варваров, которые молятся захудалому божку и мнят себя великими завоевателями миров, хотя дальше своей клоаки не выползали? — При этих словах, глаза старика опасно сузились. Бинго! — Или может мне стоит бояться тебя, Мунтус? Ты и другие боги этого мира мнят себя всемогущими созданиями, перед которыми должны склонять головы или умирать, но это не так. Аштар уже понял на своей тухлой туше разницу между этим миром и моим. Мы не привыкли церемониться с богами. — Я распалился сильнее, чем хотел, однако вовремя осекся, когда практически готовый порвать меня на кусочки бог, вдруг начал улыбаться. Хитрый ход: вывести меня из себя и тогда я уже окажусь в его власти.
— А ты, значит, знаменитый Штефан из рода Кригеров. Наслышан о тебе. И что же тут забыл человек, за которым охотится добрая половина нашего мира?
— Как и все скитальцы- ищу путь домой.
— И ты думаешь, что тебя вот так вот отпустят отсюда? Проводят с пирами плясками да девицами распутными? — При последних словах я невольно улыбнулся и горестно вздохнул. — Нет и еще раз нет. Чего ты добивался, придя сюда? Славы? Золота? Ты не получишь ничего, кроме боли и страданий. Когда мы завоюем твой мир, я лично оторву головку твоей прекрасной супруги, пока мои последователи будут уничтожать всю твою семью на твоих глазах. — Маска была сброшена. Передо мной стояло божество, не знающее пощады и жалости. Было лишь одно маленькое но: оно нисколько меня не пугало, только раздражало своим бахвальством.
— А теперь послушай меня, мелкий божок. — Я медленно поднял глаза, в которых не было место ярости, лишь холодная ясность правоты моих слов. — Ни я, ни Габриэль не позволим, чтобы такие как ты стали хозяйничать в нашем мире. За то, что вы покусились на моих близких, я устрою в этом мире такое, что холокост покажется утренником в детском саду.
— Я тебя сейчас сам в порошок сотру.
— Силенок не хватит. Пока жив твой аватар, ты не можешь ничего. — При этих словах Мунтус дернулся, будто его током ударили. — Что такое? Неужели ты думаешь, что выстроив самую могучую империю во всех мирах нашего кластера, Габриэль не обзавелся своими шпионами и палачами? Тогда ты еще более наивный дурак, чем я ожидал.
— Это не играет никакой роли. Ты все равно будешь в нашей власти. Сюда идет отряд Ингвара и я только что отдал приказ, чтобы они вытащили из тебя всю необходимую информацию с особой жестокостью.
— Отлично. Значит, не придется больше горлопанить. — Вопросительный взгляд божества говорил лучше любых слов. — Именно этого я и ждал. — И с этими словами, я вытащил нож из-за пояса. Я уже слышал, что приближается отряд, но не подал вида. Когда он показался на тракте, я повернул голову в их сторону, соизволив обратить внимание на движущихся в мою сторону. Отряд состоял из шестерых всадников и двоих пеших лучников. Правда, восседали они на некоем подобии крупных кошек, у которых в роду были еще и пауки, судя по количеству лап и глаз. Я даже не хотел знать, есть ли у них яд на клыках, но предполагал, что и он там наличествует. Выглядела эта компания жутковато: доспехи, сделанные из шкур и костей каких-то существ, судя по строению близких к змеям. Вероятнее всего это были виверны или драконы. Лица у всех были открыты и поэтому я смог повнимательнее разглядеть каждого из них. В центре процессии находился крупный, розовощекий молодой человек, больше напоминающий свинью, особенно вкупе с маленькими черными бусинками глаз. Одет он был, помимо доспехов в расшитый плащ с гербом, а на поясе красовалась черная с золотом секира.
Ингвар Ужасный, Виконт, Воин Драугр 230 уровень
Справа и слева от него восседали на своих скакунах мужчина и женщина более субтильного телосложения, нежели Виконт, однако при этом колоссального роста и не менее широкоплечие. Лица их были, слово вытеснены из камня,
