Аня так и не проснулась от шума, пока Гуру не скомандовал «Подъём». Тогда девушка сонно потянулась и, увидев Корвича, озадаченно спросила:
– Вы чего? – она переводила взгляд с пленника на Гуру, собирающего рюкзак, и наоборот. – Гуру, у нас что, уже закончилась еда?
– Мы выдвигаемся, Анечка, – мягко ответил учитель, совсем на неё не глядя.
Аня ещё раз окинула всех взглядом и удручённо вздохнула:
– Мальчишки…
Когда все уже подготовились к движению, Аня всё ещё усердно смывала кроваво-гнойное месиво с лица Корвича водой и промачивала рану собственным маленьким полотенцем. Кожа вокруг шрама воспалилась. Теперь пленник молчал, но сбивчивое дыхание и выступивший на лбу пот выдавали нестерпимую боль.
– Обработать бы и перевязать, – сказала Аня и вопрошающе посмотрела на Гуру. – Иначе ему скоро придётся ампутировать голову.
Хосе, стоявший возле Ани и пристально следивший за процессом, сначала усмехнулся, но потом серьёзно посмотрел на Гуру:
– Маэстро, Аня права. Нельзя моему пленнику голову ампутировать.
Гуру сначала даже не посмотрел на них. Но потом всё же подошёл и молча протянул Ане походную аптечку из собственных припасов, таившихся в безразмерных карманах шинели.
* * *
Пустыня дышала сухим жаром. Казалось, под толщей солончака, редко поросшего верблюжьей колючкой, черти разжигали костры для грешников, и пламя этих костров обжигало стопы сноходцев даже сквозь толстые подошвы ботинок. Ньютону хотелось разуться и облить стёртые ноги ледяной водой. Но толку от этого было бы мало, да и воды оставалось немного – целая бутылка ушла на рану Корвича, который теперь шагал в абсолютно поникшем молчании и с щедрой белоснежной повязкой на половине лица.
Ньютон оглядывался, выискивая признаки жизни, о которой говорил пленник. Но ничего, кроме мутной ряби на горизонте, в этом месте не двигалось.
Ему хотелось расспросить Корвича о тех двоих, упомянутых в недавнем споре, о Жаке и Броме. Но пустыня изматывала. К тому же не хотелось снова провоцировать Гуру, который теперь почти не оставлял пленника без собственного надзора. Оставалась лишь Аня. Она могла бы пролить свет на прошлое учителя и ученика, но она шла слишком далеко. И Ньютон, по привычке ощупывая пустоту на месте левой руки, в глубине души радовался, что девушка не шла с ним бок о бок.
Когда солнце склонилось к закату, на горизонте показались карликовые деревья, а в трещинах под ногами зазеленели травинки. Вскоре крохотные кривые силуэты оказались невысокими песчаными соснами.
Сноходцы достигли подлеска, когда небо уже разделилось на две половины: красно-оранжевую и тёмно-синюю с проступившими звёздами. Гуру сбросил поклажу с плеч. Корвич сел под деревом, а Хосе повалился на сладко пахнущий ковёр из сухих иголок и шишек, не отпуская верёвку из рук, и легонько застонал.
– Я схожу за хворостом, – сказал Ньютон и бросил свой рюкзак на живот равнодушного от усталости Хосе.
– Я с тобой, – неожиданно сказала Аня и, встретившись с Ньютоном глазами, добавила. – Хочу прогуляться.
Хосе истерически захохотал:
– Ну, конечно! День пути по этой вонючей пустыне – это ж не прогулка!
Аня только скромно улыбнулась. Из всех она одна не выглядела измотанной. Только загоревшей и чуть взмыленной.
– Я лучше сам, – сказал ей Ньютон.
Девушка достала из рюкзака бутылку с водой и сделала пару маленьких глотков, не сводя с Ньютона пристального испытующего взгляда.
– Я сам справлюсь, – мягче повторил Ньютон и направился в ту сторону, где деревья сгущались.
– Конечно, справишься, – Аня оставила бутылку и пошла следом.
Ньютон остановился, когда она обогнала его и зашагала впереди.
– Так ты идёшь? – бросила она через плечо.
* * *
Остановившись с охапкой хвороста в руках, Аня глубоко вдохнула сладковато-терпкий запах хвои и смолы.
– Почти как дома, – блаженно произнесла она, и Ньютон невольно улыбнулся, вспомнив их первую встречу в яблочной роще.
– Здесь есть шишки, – он пнул маленькие бурые шишки под ногами и посмотрел на зелёные, висящие на ветвях. – Может, в них есть орехи?
– Ты ведь шутишь?
– Нет, – серьёзно ответил Ньютон. – А что смешного? В шишках же есть орехи?
– В кедровых шишках – да, – девушка подняла с земли пустышку, подошла к Ньютону и демонстративно расшелушила её. – А это песчаные сосны. В их шишках орехов нет.
– А зачем тогда они вообще нужны?
– Для размножения, – Аня хитро улыбнулась и отошла на несколько шагов в сторону. – Ну, или чтобы делать так.
Она неожиданно обернулась и бросила шишку в Ньютона. Та совершенно не больно отскочила от его груди, и он с недоумением уставился на девушку.
– Ну, давай! – озорным голосом попросила Аня.
Её глаза игриво мерцали в полумраке.
– Что «давай»?
– Брось в ответ.
– Зачем? – Ньютон нахмурился, и, не дожидаясь ответа, вновь принялся за сбор хвороста, каждый раз кладя скудную охапку на землю, чтобы подобрать ещё одну ветку.
Аня обречённо выдохнула:
– Зануда.
Она шла параллельно с Ньютоном и через какое-то время спросила:
– Ты что, правда, никогда не кидался шишками?
Ньютон молчал.
– Родители тебя не водили в лес в детстве?
– Нет, – буркнул он себе под нос.
– Что, и даже с друзьями не играл в лесные войнушки?
– Нет.
Ньютон остановился и сердито посмотрел на Аню, но, не заметив на её искреннем лице ни доли усмешки, смягчился.
– У меня не было друзей, – неожиданно для себя признался он, глядя под ноги. – Мы жили с мамой и с… С братом. В общем, мы часто переезжали. Так что нам было не до походов в лес.
– Прости, – тихо произнесла Аня и грустно улыбнулась в пустоту. – Тяжёлое детство значит?
– Да нет, – спокойно ответил Ньютон, продолжая идти. – Я вовсе не это имел в виду.
– А что же ты имел в виду? – с неожиданно глупым и озорным тоном спросила девушка, и Ньютон почувствовал, как его вновь окутывает раздражение.
Он замер и рассерженно посмотрел на неё, затем покосился в сторону лагеря и заговорил тише:
– Я слышал, что ты говорила Гуру обо мне. Слышал, как ты сказала, что не хочешь видеть меня.
Улыбка сошла с Аниного лица. Девушка сделала шаг к Ньютону.
– Ну, слышал, и что? – спросила она с открытым ясным взглядом.
– Почему ты так разговариваешь со мной?
– Как «так»?
