из ее украшений, потом что-то из еды и так далее. Ей нужно научиться расставаться с тем, что для нее ценно. Когда приходит время и ее маленький мальчик, повзрослев, становится мужчиной, она уже умеет отпустить самое дорогое, что у нее есть. Это обряд инициации для женщины — уметь отпускать.
А вот мужчину нужно систематически вырывать из мира женщин, забирать в лагерь мужчин, чтобы он нашел свое поле деятельности, заставлять совершать активные действия. Девочку «забирает» сама жизнь. Поэтому инициация для девочки заключается в том, чтобы сидеть в крошечной хижине во время первой менструации[145] и осознавать: «Я — женщина». А однажды она понимает, что беременна, и вот она уже мать.
ЖЕНЩИНА: И верблюд.
КЭМПБЕЛЛ: Ну почему же обязательно верблюд? Никакой она не верблюд. Это ее поле деятельности — она может пройти весь этот путь полностью, так же как мужчина проходит свой.
ЖЕНЩИНА: В идеале хорошо бы изменить все так, чтобы женщина могла продолжать исследовать свой потенциал и при этом быть матерью, и женой, и всем, чем она пожелает.
КЭМПБЕЛЛ: Если у нее есть семья, ей этим и нужно заниматься; нет никакой работы в мире без рутинных обязанностей.
ЖЕНЩИНА: С этим полностью согласна.
КЭМПБЕЛЛ: Рутина, рутина — что за проблема?
ЖЕНЩИНА: Но вы постоянно возвращались к этой мысли в ваших лекциях: очень сложно выполнять творческую работу или заниматься духовной практикой, если вас постоянно отвлекают.
КЭМПБЕЛЛ: А раньше воспитание детей считалось творческим занятием.
ЖЕНЩИНА: Знаете, мне кажется, что странствие героя не связано с мытьем посуды, или выступлением в совете директоров, или участием в войне, или работой в библиотеке. Я думаю, что это психологический путь, который нужно пройти и творчески относиться к тому, что ты делаешь, неважно, что это. Если вы нашли ответы на психологические вопросы к самому себе и интегрировались в пространство мифа, все оживает. Оттенок творчества будет присутствовать во всем, чем вы занимаетесь. Но сомневаюсь, что это произойдет с человеком, который всю жизнь моет посуду.
Думаю, что этот аспект психологического странствия более или менее одинаков и для мужчин, и для женщин. Я знаю, что я многое идентифицирую с тем приключением, о котором вы рассуждали в книге. Когда я узнала о нем, вся моя жизнь осветилась. Если бы я не смогла это воспринять, думаю, я не приехала бы сюда; у меня в душе не было бы радости. Я словно обрела почву под ногами в вечности, я словно научилась воспринимать мир как метафору, стала смотреть на все другими глазами.
КЭМПБЕЛЛ: Когда я обучал тех молодых женщин, я не собирался делать из них филологов или историков. И зачем я тогда учил их всему этому? Можно использовать материал очень разными способами. Ход моих мыслей был таков: большинство из них выйдут замуж, у них будет много хлопот по дому, что сравнимо с моими ежедневными хлопотами, связанными с их обучением, а это тоже не так-то весело, как я выяснил, когда мои первые восторги прошли. (Смех.) Но я думал, что они выйдут замуж, и наступит время, когда им стукнет по пятьдесят, и их семья начнет распадаться, как у этой бедной бенгальской женщины. Тогда они останутся сами по себе.
И поэтому я стремился дать им духовный метод для расшифровки мира с точки зрения второй половины странствия, и это получилось. Это было так давно. Я знаю, что происходит с этими женщинами сейчас, двадцать, тридцать, сорок лет спустя, и все в один голос говорят, что все получилось, как надо. Именно эта энергия подпитывает каждую сторону жизни этих женщин.
И у вас есть эта проблема: у вас ушло страшно много сил на работу. Мыть посуду может быть довольно утомительно. Но вот вы достигли возраста, когда подумали, что способны на большее. Вот в чем проблема — вы все еще только думаете об этом, понимаете?
Всякий, кто вступает в брак, сталкивается с этой проблемой. Хозяйство ложится на ваши плечи тяжким грузом, и неважно, мужчина вы или женщина. Если вы собираетесь получать удовольствие, как это делал я, от свободного орлиного полета своего духа и не нести ни за что ответственность, вам следовало давно подумать о том, что вам светит, и не вступать в брак. Правда, женщина, знающая обо всем этом не первый год, чаще всего все равно стремится замуж, когда ей исполняется тридцать.
ЖЕНЩИНА: Даже если вы не в браке, посуду все равно надо мыть.
КЭМПБЕЛЛ: Вы тратите на это всю свою жизнь. Вся ваша жизнь состоит из какой-нибудь рутины.
ЖЕНЩИНА: Я хочу сказать, что многие люди называют это говноработой, но я предпочитаю воспринимать ее как своего рода дзен. Я имею в виду, что какие-то вещи все равно нужно делать. Нужно мыть овощи, прежде чем съесть.
КЭМПБЕЛЛ: Да. В дзен даже мытье посуды — это медитация и жизненный акт. А не рутина и не то, чем вы его только что назвали.
Иногда самая черная работа может стать частью деяний героя. Задача в том, чтобы не увязать в рутине, а использовать ее как средство для раскрепощения.
А приключение всегда безрассудно. Это касается даже тех мелочей, с которыми я сталкиваюсь, когда переписываю книгу. Есть одно очень интересное письмо от немецкого поэта Шиллера к молодому автору, который страдал от так называемого творческого кризиса[146], от собственной неспособности откликнуться на зов. Шиллер объяснил ему причину: «Ваша проблема в том, что вы включаете критику раньше, чем лирика смогла выразить себя». Мы проводим молодость, изучая Шекспира и Мильтона, постигая их гениальность и даже критикуя их в некоторых случаях, а потом начинаем сочинять свои собственные жалкие поэмки и думаем: о, боже, все на выброс!
Когда я пишу, я думаю об академическом мире; я знаю, что они думают, а они не думают, о чем я думаю. Я просто должен сказать что нужно, и пусть обрушится гильотина; ты поймал меня, дружище, но ты услышал, о чем я хотел сказать. Я всегда чувствую себя так, словно прохожу через Симплегады, которые вот-вот сомкнутся, но я проскакиваю сквозь них прежде, чем они раздавят меня. И при этом возникает очень странное чувство, словно я держу — да-да, держу — эти врата открытыми, чтобы сквозь них проскочила мысль. Только так это и делается. Не думайте о плохом. Дурные отзывы обрушатся на вас, и это будет похоже на мытье посуды, понимаете? Нужно держать дверь открытой, чтобы делать что-то, чего раньше
