— Уже.
— Садитесь или мы уезжаем без вас, — позвал Еву кто-то из медиков.
— Мне пора.
— Что бы ни было, Ева, мы справимся. Я еду.
Ева убрала телефон и нырнула в салон «Скорой».
Усевшись на боковое сиденье, она пристально вгляделась в бесчувственное лицо женщины.
«Открой глаза, черт тебя подери. Открой глаза и посмотри на меня еще раз», — мысленно повторяла Ева.
Потому что, призналась она себе, это была не ошибка. Это был шок, но только не от аварии. Она знала последнюю напарницу Макквина.
И это был словно очередной ночной кошмар.
Но за то недолгое время, пока они ехали, в себя женщина не пришла. Уже в больнице, механически передвигая ноги, стараясь успеть за каталкой, Ева увидела, как та начала открывать глаза, застонала — но тут каталка въехала в процедурную.
— Пожалуйста, подождите в коридоре.
Ева окинула взглядом хирурга, утомленного вида молодого темнокожего парня в халате.
— Спокойно. Она под стражей.
— Тогда не пугайтесь под ногами.
Ева отошла в сторонку, наблюдая за врачами, медсестрами и парамедиками, перекладывающими женщину на операционный стол, слушая, как они тараторят на своем странном языке.
Женщина опять застонала.
— Как ее имя? — спросил Еву хирург.
— Которое? У нее их много, — отозвалась она, едва не выдав то единственное, пульсировавшее у нее в мозгу неоновой вывеской. — Попробуйте Сильвия, это наиболее свежее.
— Сильвия, вы в больнице. Поглядите на меня. Какое сегодня число?
— Мать вашу, больно! Сделайте что-нибудь! Дайте мне обезболивающее!..
— Держитесь, мы о вас позаботимся.
— Дай болеутоляющее, придурок!
— Красавица, — тихо прокомментировала Ева. — Она наркоманка.
— Не подпускайте ко мне эту суку, она пыталась меня убить!
— Это явно не бред, — заметил доктор, бросив взгляд в сторону Евы. — До аварии она что-нибудь принимала?
— Не могу знать. Вполне вероятно. — Она не сводила глаз с окровавленного опухшего лица.
— Сильвия, что вы приняли? Сколько?
— Пошел в жопу! Я умираю. Она пыталась меня убить. Дайте мне что-нибудь. — Женщина рванулась, попыталась расцарапать хирургу лицо.
— Зафиксируйте ее, — приказал он.
Ева бесстрастно следила за короткой схваткой, слушая проклятия и вопли. К ней подошла медсестра.
— Не выйдете со мной на минутку? За дверь. Поверьте, сейчас она никуда не сбежит, доктор Циммерман с нею справится. Нужно стабилизировать ее состояние, оценить тяжесть травм.
Ева кивнула и вышла, но, повернувшись лицом к круглому застекленному окошку, продолжила следить за происходящим в процедурной палате.
— Вы не знаете, что она могла принять?
— В данный момент — нет. Мы привезем вам содержимое ее сумочки и все, что найдут у нее дома и в машине. Проведите анализ сами. Она представляет собой опасность, — добавила Ева. — К ней будет приставлена круглосуточная охрана. Запрещается снимать с нее наручники и подпускать к телефону.
— Что же она такого натворила?
— Вот эти два офицера вам все расскажут, — кивнула Ева на спешащих по направлению к ним Анналин и Бри.
— Как задержанная? — с ходу спросила Бри. — Что-то сказала?
— Ничего ценного. Спросите у врачей, — ответила Ева и обратила взгляд в процедурную.
«Жить будет, — думала она. — Как миленькая будет, потому что у меня есть к ней пара вопросов».
Теперь доктора возились вокруг раненой с аппаратами, делали сканы внутренностей. Та перестала орать и переключилась на слезы.
— Ее помяло, но жить будет, — перевела Анналин с медицинского.
Ева кивнула.
— Наши из ОЭС сейчас сканируют дом на предмет сигнализаций и ловушек. Как только дадут отмашку, разберем все по винтику.
— А что с телефонами?
— Последнее сообщение — просто эсэмэска, — Анналин раскрыла блокнот. — «Детка, ты меня вчера просто вымотал. Сегодня я в салон, потом в магаз. Буду в три. Чмоки!»
— Время есть. Каковы шансы отследить адресата?
— Устроим ловушку. Если он ей на этот номер позвонит, мы его отследим. Наши пытаются взломать код предыдущих ее сообщений. Пока без результата.
— В фургоне был навигатор? Я не нашла.
— Она его вырубила. А все телефоны клонированы и зашифрованы. Но в ОЭС с ними справятся.
— Она знает, где Мелли, — пробормотала Бри. — Она знает адрес.
— И мы его из нее вытрясем, — успокоила Анналин. — До трех часов он беспокоиться не начнет. Есть еще время ее допросить.
— Пошлите с ее телефона одно сообщение, — сказала Ева. — Где-нибудь после двух. Мол, задерживаюсь в салоне, записалась на массаж и все такое прочее. Или что торчит в магазине, выбирает ему подарок. Да что угодно. Опаздывает, будет, может, часов в шесть. Выиграйте нам немного времени.
— Хорошая мысль.
— Их у меня до фига, — буркнула Ева.
— По дороге услышала, они вычислили салон, куда она собиралась. Если придется и он станет ее там искать, звонок мы перехватим.
— Перехватывайте, — решительно сказала Ева. — Нельзя рисковать.
Она хотела снова повернуться к окошку, но тут заметила в конце коридора Рорка.
— Последите за ней, — попросила она Анналин. — Если ее будут перевозить, не отходите ни на шаг. Мне нужно кое-что выяснить.
Перехватив Рорка на полпути, Ева потащила его на улицу:
— Давай выйдем. Мне надо подышать.
Рорк дотронулся кончиком пальцев до ее поцарапанной щеки, разбитой губы.
— А, ерунда, подушки безопасности. У нее не сработали, так что ее хорошенько тряхнуло. Жить будет, зато хоть получила.
— А Макквин?
— Она заметила нас, попыталась смыться. Так что нет, пока не нашли, — Ева вышла на улицу и продолжила идти туда, где потише. — Предупредить его она не успела, и у нас есть несколько часов, чтобы изловчиться ее допросить.
— Тебя беспокоит не это.
— Мне нужно, чтобы ты для меня кое-что сделал. Быстро и без лишнего шума.
— Хорошо.
Ева вытащила из кармана запечатанные палочки.
— Мне нужен анализ ДНК. Сравнить эти два образца. Мне нужно знать… Один — мой, второй — ее.
Он все понял. Ева увидела на его лице сначала потрясение, потом сочувствие.
— Господи. Господи, Ева.
— Подсознательно я с первого же взгляда ее узнала! — Голос Евы едва не дрогнул, но она сдержалась, боясь, что иначе уже не сможет побороть эту дрожь. — Где-то в глубине, так, что я не могла или не хотела вспоминать. От ее лица мне становилось дурно. А потом, когда я вытащила ее из этого фургона, она посмотрела на меня, и я все вспомнила. Это было то самое выражение. Такое же, как тогда — сколько мне было, два, три года, — когда она застукала меня с ее косметикой. В нем было столько злобы — злость, ярость. И она посмотрела на меня с такой ненавистью. Словно убить хотела меня. — Ева судорожно вздохнула. — И это моя мать.
