Билли кивает и указывает на пряжку на поясе Ларри.
— Душевно рад нашему с вами знакомству, мистер Мамонт.
Круглое лицо Ларри становится мертвенно-бледным.
— На этот раз ты ошибся, малыш. Да если бы я был этим богатеньким лодырем… Но не всем так везет…
— Ваш ремень, мистер Мамонт. У вас пряжка как для левшей. Теперь лицо Ларри становится красным.
— Нет, — шепчет он.
— Да.
— Да, малыш, ты меня раскусил. Господи, боже мой. Ты меня разоблачил.
Ларри снимает парик, и сразу становится ясно, что это действительно мистер Мамонт. Билли улыбается, а мистер Мамонт радостно пожимает ему руку.
— Двенадцать лет я скрывался. Двенадцать лет… Но теперь игры закончены, да? Ты откуда, малыш? Из ФБР? Или ты детектив, нанятый страховой компанией? Или ты из Бюро пресечения бесчестного бизнеса?
— Нет, — отвечает Билли. — Я простой продавец. Продаю бороды и парики.
— Ты кому-нибудь говорил? Ну, обо мне… В ФБР уже знают?
— Нет.
— То есть ты будешь меня шантажировать? Очень умно, малыш. Очень умно. Ты, я смотрю, человек сообразительный и практичный. Может быть, мы с тобой сможем как-то договориться.
— Мне ничего не нужно. Если вы как-то нарушили закон, с вами должны разбираться те, кто следит за соблюдением законов. В данном случае я ничего не решаю.
— Ладно, малыш. Но позволь мне хотя бы объяснить тебе мою позицию. А потом ты решишь, выдавать меня полиции или нет. Может быть, ты передумаешь. Может быть, мне удастся тебя убедить. Да, наверное. Когда ты узнаешь, о каких суммах идет речь, ты, вероятно, захочешь присоединиться к моим проектам.
— Это вряд ли.
— Хорошо, ладно. Но я все-таки расскажу… Все началось перед самой налоговой проверкой, затеянной ФБР. Меня бы наверняка посадили за неуплату налогов. Но я сейчас не об этом. Буквально за несколько дней до начала проверки мне пришла в голову гениальная мысль. Моя вторая Великая Идея. Да, именно так, с большой буквы. А первая Великая Идея была… — Он машет своим париком перед носом у Билли. — Да, она самая. Но я снова отвлекся. Так вот, перед самым началом проверки я предпринял массированный мозговой штурм, записал все мои гениальные идеи на пленку и сфальсифицировал свою смерть, и все получилось как нельзя лучше. Первым делом я уволил всех старых сотрудников и нанял новых, которые не знали меня в лицо. Я проникал в здание по ночам — или работал в ночную смену — записывал инструкции и указания, и никто ничего даже не заподозрил.
— Так это вы ходите тут по ночам?
— Да, это я. Закрываюсь в своем кабинете, записываю очередную бобину и потихонечку ухожу, пока никто ничего не заметил. Потому что теперь я — простой скромный служащий огромной компании, до которого никому нет дела. Двенадцать лет я притворяюсь никем. Двенадцать лет маскарада! Представляешь?!
— Не представляю.
— Но истинный мозговой штурм случился, когда я работал в ночную смену. Я сидел тут один, ночь за ночью, и разговаривал по телефону, и никто ничего не хотел покупать, и, в конце концов, я пришел к выводу: все люди несчастны по одной и той же причине. Где-то в их мелких, засохших мозгах сидит знание, что они уже мертвые. Они где-то работают, надрываются за гроши, женятся или выходят замуж — и эти браки потом непременно становятся горьким разочарованием; они копят счета, по которым не в состоянии расплатиться, — и я подумал, что им всем надо начать все с начала. Перечеркнуть все, что было, и начать заново. Собственно, именно это мы и продаем, Билли: дешевый вариант надежды. Надежду начать жизнь с начала, понимаешь? Они носят эти дурацкие парики — и получают ту жизнь, о которой всегда мечтали. Именно это и нужно людям. Им нужно что-то, что даст им надежду на лучшее. Им нужно верить, что завтра все будет лучше, чем было вчера. — Мистер Мамонт потрясает своим париком. — И это дает им надежду и веру. Это прибыльный бизнес, поверь мне. Прибыльный и перспективный. Если хочешь, мы можем устроить, чтобы и ты получил свою долю. Как-то договориться…
— Спасибо, мистер Мамонт, мне ничего не надо.
— Вот за что я тебя и люблю, малыш: у тебя золотое сердце, то есть действительно золотое сердце. Твоя честность поистине поражает. Если бы я нашел способ, как покупать и продавать вот такое… Но, увы… в этом я не силен, да?
— Да, похоже на то.
— Ты все правильно сделал, малыш, очень правильно. Сказать по правде, я уже устал прятаться. Это здание — для меня оно как тюрьма. Эти несчастные на телефоне, все эти душераздирающие истории — они меня убивают. Ты у нас стажируешься, да? С сегодняшнего дня мы берем тебя на полную ставку. Плюс еще премии и оплачиваемый отпуск. Как тебе такой вариант? У этого мальчика поистине золотое сердце. Да, ни много ни мало, двенадцать лет. Двенадцать лет горьких страданий над рассказами о чужих бедах, и никто, кроме этого мальчика, не догадался, как можно спасти меня.
Они выходят из туалета и проходят через вестибюль. Им навстречу выходит Мелинда. Она замирает на месте и смотрит на них.
— Что здесь происходит?
— За все эти годы она так и не догадалась, малыш. Вот что меня убивает.
— Мелинда, наверное, вам надо с ним поговорить, — шепчет Билли. — Ему есть что сказать.
Мистер Мамонт улыбается и кладет руку на плечо Мелинды.
— Принимайте управление. Теперь вы здесь главная. Ваша идея об учреждении отдела протезов — это весьма перспективное направление. Точно вам говорю. В общем, работайте, развивайтесь…
— Подождите минуточку. Что происходит? — не понимает Мелинда.
— Билли раскрыл одну тайну. Великую тайну.
— Подождите, какую тайну?
— Тайну жизни и смерти: куда мы уходим, когда умираем — ха-ха. Давай, Билли, скажи ей.
— Прошу прощения?
— Куда мы уходим, когда умираем? Ха-ха. Скажи ей, Билли.
Билли улыбается.
— Мы превращаемся в тихий голос в чьем-нибудь ухе и шепчем ему, что все будет хорошо.
Двадцать
Мальчик-детектив вырезает статью из газеты с фотографией и заголовком большими буквами: «МОШЕННИК МАМОНТ». На фотографии — Ларри в момент ареста. Билли вешает ее на стену — рядом с другими газетными вырезками. Потом садится на кровать, берет блокнот и ручку и пытается разгадать загадку мистера Ланта.
Он пишет в блокноте: «Серебряная линия, круглая линия, старые меха. Серебряная линия, круглая линия, старые меха». Билли вздыхает. Потом улыбается, что-то бормочет себе под нос. Пытается разгадать загадку. Стучит по лбу кончиком карандаша, замирает на миг, откладывает карандаш и трет щеки ладонями. А потом с удивлением осознает, что улыбается. Улыбается по-настоящему.
~~~
В начале века самым популярным аттракционом у нас в Готэме было шоу «Сластены» — представление семейства медведей, выступавших с водевильной танцевальной программой в городском концертном зале. Три медведя, одетые в синие балетные пачки, были настолько ручными, что танцевали со зрителями — с теми, кто не боялся. Когда умер хозяин, человек по фамилии Моргенштерн, животные перешли на попечение городского совета, и мэр неблагоразумно решил вернуть медведей в естественную среду обитания, и их выпустили на волю в ближайшем лесу. Это было ошибкой, большой ошибкой. Не способные прокормиться самостоятельно, три медведя, по-прежнему одетые в синие пачки, бродили по улицам на окраине города, буйствовали и донимали прохожих, так что в конечном итоге животных пришлось пристрелить. На центральной площади города поставили бронзовый памятник: три медведя танцуют, стоя на цыпочках. Зрелище поистине странное и печальное. Что-то похожее мы представляем себе, когда задумываемся о том, на что похожа загробная жизнь: наши победы, наши самые счастливые мгновения, минуты искренней радости, вырванные из течения жизни, — кратковременная передышка перед натиском неотвратимой трагедии.
