у меня остался… Остался очень дорогой мне человек, — она обернулась, — Вылитый вы. Но только он не совсем был человеком, он был как Эйра живой, но другой. Уже живой, понимаете? Сознательный, но другой. Не из плоти и крови.
— Робот? — удивленно приподнял брови Иван. — Но почему я похож на него?
— Нет, скорее наоборот, — она вновь оглянулась на этот раз подольше и в выражении ее лица, а, главное, в ее глазах, Вавилов увидел что-то такое, отчего его сердце вновь забилось часто, а в голове стало легко и приятно. — Это он был похож на вас. И именно для того, чтобы в нужную минуту я узнала вас, и мы сошлись. В пирамиде, в действительности никогда не было манипулятора. Он всегда был здесь, в генизе Земли. У кого — неизвестно, но этот кто-то очень искусно все устроил и свел нас здесь и сейчас.
— Но почему именно здесь?!
— Не знаю. Посмотрим. Думаю, и для этого в свое время, найдется объяснение.
Она немного помолчала и добавила, но еще тише и грустней:
— Возможно, вся моя жизнь сконструирована ради этого момента… И твоя, быть может, тоже.
Впервые за все время знакомства она назвала его на ты. Стыдно было признаться, но такое простое короткое обращение очередной раз вскружило его, совершенно отсеяв высказанный смысл. Иван почувствовал, как кровь прилила к голове, и он невольно дотронулся до щеки, чувствуя, как та пылает. Господи, да что с ним такое происходит?! Ведь он давно мертв! Нет ни щеки, ни крови и нет никакой любви! Но он уже слишком хорошо знал, что за чувство зажглось в нем к этой девушке. И признаться в этом себе было еще сложней…
Для Вавилова спуск оборвался внезапно — он настолько развернулся ко своим чувствам, что совершенно не заметил, как ступени кончились. Они стояли на очередной маленькой нише-платформе, невысокой и закругленной по углам. Лучи его фонаря и фонаря Абы сновали по стенам, но взгляду не за что было зацепиться.
— Это тупик?.. — растеряно произнесла Эйра. — Мустафа?
Посеревшая от страха физиономия гида застыла. Даже широко раскрытые глаза как будто остекленели. Тут он вдруг взревел, как обезумевшее от близкой смерти животное и, отшвырнув с пути Абу, бросился вверх по лестнице. Его крик, прерываемый только на короткие мгновенья вдохов, все отдалялся, и отдалялся пока внезапно так же как и грянул, не пропал. Два долгих давящих мгновенья стояла тишина и вот его тело, с чавкающим шлепком грохнулось к ногам Вавилова. Юки вскрикнула и отскочила к стене, Эйра зажала ладонями рот, а Аба часто и крепко моргал на конвульсивно подрагивающее тело. Под размозженной головой Мустафы показалась кровь. Лужица растекалась, расправлялось по каменному полу, точно жидкое черное зеркало и Вавилову пришлось шагнуть в сторону, чтобы оно не коснулось его сапога.
— Он ведь тоже мертв был, — спокойным голос проговорил Аба. — Откуда кровь?
Он присел на корточки, прикоснулся к лужице и растер темную липкую жидкость между пальцами. Понюхал.
— Обычная кровь. Хотя постой… — он достал из нагрудного кармашка карандаш и потыкал тупым концом лужу. — Ваня, смотри.
Вавилов присел рядом и стал следить за карандашом. Аба ткнул сначала каменный пол у края лужи, подождал, пока испытуемое место не затянула кровь, ткнул снова и карандаш провалился глубже. Намного глубже. Аба выпрямился из брючного уже кармана достал пустую стеклянную пробницу и положил ее в лужу. Пробница утонула. Они переглянулись.
— Пошли назад, — буркнул Вавилов и поднялся. — Я туда не полезу.
Аба кивнул.
— Согласен. Пошли.
Но путь к отступлению был отрезан: первая же над ними платформа обернулась каменным потолком таким же серым и безысходным, как и стены последнего отрезка пути. Только одно кровавое пятно красовалось на том месте, где лестница заканчивалась.
— Наверное, он с разбега головой треснулся, — проговорила Эйра, указывая на темную кляксу. — Не заметил в темноте преграду.
Делать нечего, пришлось вернуться. За короткое время их отсутствия кровь заполнила все дно, тело Мустафы потопло и, с последних ступенек лесенки, они смотрелись в сплошной, черный колодец крови.
— Это он все, — мрачно выговорил Аба. — Загнал нас в ловушку, как мышат недорезанных. Теперь ни вперед, ни назад.
— Ну почему же, — возразила Эйра. — Назад согласна, да, но вперед.
И она принялась раздеваться. Вслед за ней и Юки сняла с себя все и, поеживаясь от холода и от мужских взглядов, потрогала пальцем большой ноги лужу, будто пробую воду для купанья.
— Теплая…
— Угу, — промычала Эйра, шагнула на уже сокрытую в крови ступень и оглянулась. — Ну а вы, господа? Так, во всем белом будете? Если случиться возвращаться, то лучше чистое надеть.
— Да гори оно все пропадом! — ругнулся Аба, швырнул к ногам фуражку и стал расстегивать ремень. — Как сатанисты какие, ей Богу.
Вавилов тоже, сгорая от стыда за свою наготу, разоблачился.
— Юки, — позвал он, когда все было готово, — вот возьми.
Он протянул ей полукруг.
— Пусть один у тебя побудет. Вдруг со мной что-то случится, то пусть хоть один у тебя останется. Все будет лучше, чем ничего.
В ответ она грустно улыбнулась и подала ему руку.
— Давайте все возьмемся за руки, чтобы не потеряться.
Они крепко стиснули друг другу предплечья и цепочкой — Вавилов первый и Аба замыкающий — погрузились в бассейн с горячей кровью.
Ниже, еще ниже, липкая, остро пахнущая жидкость уже по грудь, вот по шею, по подбородок… Иван закрыл глаза, сделал глубокий вдох и погрузился в омут с головой. Он шагал, шагал уводя за собой Юки все ниже и ниже в кровавую пропасть. Они не всплывали, а шли медленно, как во сне, в густом тождественном телу мраке. Ступень за ступенью. Вдруг он споткнулся и упал на колено. Тут же Юки потянула его к себе настолько, насколько позволяли ее силы. Он поднялся и ощупал ногой преграду. Ей оказалась ступень, ведущая уже наверх. Он наступил на нее, потом на другую и, окончательно убедившись в том, что спуск сменился подъемом, трижды приподнял руку Юки, извещая о смене направления.
Не успел он сделать и семи шагов, как мрак над головой расступился и Вавилов, будто выбравшись их вакуума, услышал журчание и плеск. Не останавливаясь, он отер кулаком лицо, с шумом выдохнул и задышал. Один за другим они выбирались из каменного бассейна, до краев наполненного алой жидкостью. Прозрачная и густая, как кисель она светилась ярко-алым почти багряным цветом, скупо освещая новое место.
Это была сердцевина пирамиды, в которой они, каких-то два часа назад, встретились. Но тогда она полнилась
