Книга Полет Пустельги - Сергей Дмитриевич Трифонов

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95

связи, свое обаяние, а возможно, и еще что-либо, организовал в рейхстаге провал голосования по этому вопросу. Но от аудита отвертеться не удалось. В результате аудиторской проверки выяснилось, что финансовое состояние компании благодаря грамотной политике Мильха буквально за год улучшилось настолько, что образовалась некоторая прибыль. Но вот ее-то, по мнению аудиторов, руководство компании направило не на развитие, а на непроизводственные цели. К ним были отнесены необоснованное повышение зарплаты летного и технического персонала, приобретение дорогостоящего легкового автотранспорта для руководителей компании и ее представительств в городах Германии и за рубежом, высокие размеры выплат дивидендов членам совета директоров. Ну и, конечно, одним из самых главных грехов было признано выделение финансовых средств на поддержку избирательной кампании НСДАП. Аудиторы заключили, что государство не обязано оплачивать из своего бюджета, то есть из кармана налогоплательщиков, коммерческие и политические пристрастия руководителей Люфтганзы. В итоге размер государственной субсидии на следующий год урезали вдвое.

Геринг, возмущенный таким решением, добился повторного рассмотрения вопроса. Он произнес в рейхстаге патриотическую речь, заключив ее словами о том, что, если государство не будет способствовать развитию гражданской авиации, которое, в свою очередь, приведет к развитию науки и многих отраслей промышленности, упрочению экономического потенциала Германии, потом мы все будем об этом горько сожалеть. Вскоре все берлинские газеты опубликовали интервью с наследным принцем Фридрихом-Вильгельмом, в котором он делился впечатлением от выступления Геринга: «Его экстраординарный талант, сила его выражений прекрасно подходят для работы в качестве народного представителя». Но оппозиция вторично сумела провести решение в рейхстаге о двойном сокращении субсидии. В компании начались увольнения административного и вспомогательного персонала, был введен мораторий на повышение зарплаты, значительно урезаны размеры дивидендов акционеров, продан ряд объектов недвижимой собственности. Однако Мильх сохранил весь летный и инженерно-технический персонал. А расходы на приобретение современной техники и оборудования даже удвоил. Как это многим казалось ни странным, но резкое сокращение государственной субсидии не только не ослабило крупнейшую в Европе авиакомпанию, но сделало ее более сильной, мобильной, современной.

К началу тридцатого года Люфтганза заключила контракты с предприятиями авиационной промышленности на сумму свыше 9 миллионов марок. Отныне не авиационные концерны диктовали условия нашей компании. Теперь Мильх размещал заказы, давая возможность лучшим авиапредприятиям выжить в условиях жесткой конкуренции. Некоторых это не устраивало. Упрямый и несговорчивый профессор Гуго Юнкерс, этот старый брюзга, ненавидевший Мильха, а в его лице и всю Люфтганзу, сопротивлялся дольше всех. Он привык быть монополистом на авиационном рынке и категорически отказывался выполнять требования компании. В феврале Мильху доложили, что инженер-конструктор Эрнст Циндель с завода Юнкерса в Дессау создал самолет с двигателем BMW мощностью 650 лошадиных сил. Эту машину Юнкерс предложил Люфтганзе. Мильх позвонил мне в Мюнхен и попросил срочно вылететь в Дессау. Там в особо охраняемом ангаре мы осмотрели новую машину.

Она представляла собой одномоторный цельнометаллический моноплан, бравший на борт двенадцать пассажиров и двух членов экипажа. Аппарат был красив, имел комфортабельный салон, удобную отапливаемую пилотскую кабину, новую систему тормозов. Гуго Юнкерс безмолвно ходил за нами. На его лице лежал отпечаток неприязни к людям Люфтганзы. Казалось, что вот-вот он пошлет нас ко всем чертям, а то и поколотит своей тростью с набалдашником из слоновой кости. Завершив осмотр, Мильх высоко отозвался о машине. Особо отметил качество салона и конструктивные особенности. Лицо Юнкерса не выражало никаких эмоций. Тут Мильх обратился ко мне с просьбой оценить машину со стороны практикующего пилота. Я сказал, что машина мне нравится, хотя не знаю, как она поведет себя в полете. Но с позиции пилота гражданской авиации мне казалось невыгодным иметь подобные машины в составе авиационного парка компании. Самолет брал мало пассажиров. Кроме радиста, предусмотренного в экипаже, в полете остро необходим борттехник. И, самое главное, машина была одномоторной. А мне, постоянно летавшему через Альпы, как никому была известна опасность выхода из строя двигателей в экстраординарных условиях полетов над горными массивами. Мощные ветра, низкие температуры, оледенение, бомбардировки самолетов градом величиной с куриное яйцо, — все эти факторы говорили в пользу многомоторных машин. При одном двигателе шансы спасти пассажиров и машину сводились к нулю. Такие машины хорошо иметь в транспортной авиации Военно-воздушных сил, которые Германия не имела по Версальскому договору.

Мильх поблагодарил меня. Повернулся к Юнкерсу, с сожалением развел руками и тоном, не терпящем возражения, заявил:

— Переделайте машину в трехмоторную. Тогда и поговорим.

Берлин. 8 мая 1945 года

Баур выглядел хуже. Было очевидно, что каждый час оттяжки операции сокращал жизнь военнопленному. Но Савельев, по-человечески его жалея, прекрасно понимал, что выполнял свой долг. И то, что через генерала Вадиса удалось добиться отсрочки на двое суток отправки госпиталя в Познань, он рассматривал, как верное средство исполнения этого долга. Майор начал допрос:

— Вчера мы остановились на отправке грузов самолетами. Прошу продолжить.

— Фюрер после двадцатого апреля дважды отдавал мне распоряжение улететь из Берлина. Но я отказался, заявив, что останусь с ним до конца и, может быть, еще ему пригожусь. Тогда он поручил мне и генерал-лейтенанту люфтваффе Готлобу Мюллеру организовать оборону аэродрома Гатов. Мы срочно выехали, но 24 апреля воздушное сообщение из Гатова стало невозможным. Посадочную полосу уничтожили ваши бомбардировщики. Я уехал обратно в Берлин, а Мюллер почему-то остался. Вскоре он погиб. По одним сведениям во время артиллерийского обстрела. По другим, застрелился в Потсдаме, не сумев пробиться из окружения. Один самолет «Кондор» по непонятным мне причинам остался в Гатове. Хотя я отдал приказ перегнать его в Рехлин. Что помешало, я не знаю.

Савельев старался направить Баура в нужное русло:

— Давайте вернемся в рейхсканцелярию. Меня интересуют события в их последовательности. Вы ранее сказали, что вам удобнее вести отсчет с 21 апреля.

Баур все отчетливее понимал, что от него хотят. Им нужны сведения, подтверждающие факт смерти фюрера. Сегодня утром он узнал, что госпиталь задерживается в Фюрстенвальде на двое суток. Он был убежден, это связано с ним и с этим майором из контрразведки. Он чувствовал, как угасал. Боль уже не ощущалась так остро. Казалось, что он лежит в каком-то теплом и влажном коконе, мерно раскачивающемся и убаюкивающем его страдания. Он уже не мог двигать ни руками, ни здоровой ногой. Он не мог самостоятельно приподняться в постели. Периодически накатывавшиеся видения Марии, дочерей, матери, дома, прекратились. Им овладело равнодушие ко всему. Он, летчик, всю жизнь ходивший рядом со смертью, сегодня ждал ее прихода спокойно. И даже желал

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95