«Райна приносит книги».
— И как тебе?
Саблезубый посмотрел на него и оскалил клыки. Стриж и Миа рефлекторно отшатнулись и лишь потом сообразили, что Гюнтер ухмыляется.
«Вы пришли не о литературе говорить», — написал саблезубый.
— Да, — не стал отпираться Лёха. — Ты отказываешься выходить наружу.
Гюнтер вздохнул и отвернулся, уставившись в стену. Стриж и Миа его не торопили, прекрасно понимая, что сейчас происходит с бывшим «тоннельщиком»,
Они в своё время пережили нечто схожее. Посттравматический синдром настигает всех, вернувшихся с войны.
Но у Гюнтера не было возможности восстанавливаться дома, среди любящих его людей. Не было даже толкового психолога, способного помочь Хейману справиться с демонами войны, пожирающими душу и рассудок.
Стриж и Миа хотели ему помочь. Пусть у них не было дипломов психологов, зато был опыт, пережитый на собственной шкуре.
«Координация не восстановилась», — наконец написал саблезубый. — «Не хочу случайно беды натворить по неуклюжести».
— А-а-а, — протянул Лёха.
То, почему саблезубый не говорит правду, он понимал. Сам Стриж тоже не стал бы вываливать едва знакомому человеку всё, что на душе накипело. Он и психологу на реабилитации ничего толком не говорил, отделываясь шуточками.
— Кто б меня так прикрыл на недельку, — вслух произнёс он, мечтательно вздохнув. — Отдохнуть, отоспаться…
Гюнтер покосился на него и зачёркал когтем по табличке.
«Загоняли?» — прочитали пустотники.
— Да его гоняют, как курьерский челнок, — фыркнула Миа. — Вон, даже присягу пропустил.
«Зато не скучно», — ухмыльнувшись, написал Гюнтер.
— Ну, как в форму придёшь, тоже скучать некогда будет, — «утешил» его Лёха.
Гюнтер кивнул.
— А не хочешь из подвала наверх перебраться? — поинтересовалась Миа.
«Нет. Мне здесь спокойнее», — ответил Хейман.
Нетрудно было понять, почему. Пережившему ад Западного фронта Гюнтеру подвал напоминал блиндаж, укрывающий от подстерегающей снаружи смерти.
В открытое подвальное окошко проник восхитительный аромат свежего хлеба. Повара на графской кухне готовили завтрак для проснувшихся обитателей и гостей замка.
Нос Гюнтера алчно зашевелился. Да и не только его — пустотники тоже с наслаждением принюхивались к сногсшибателному запаху.
— Обожаю свежий хлеб, — сообщила Миа. — Я пшеничный и ржаной впервые на Акадии попробовала. У нас пекут только кукурузные тортильи.
Стриж сглотнул набежавшую слюну. Не смотря на то, что пару часов назад он плотно поел, аромат выпечки вновь пробудил у него аппетит.
— Я тоже, — он вздохнул. — В командировках редко когда им полакомиться удаётся. В основном жрём галеты из сухпая.
Коготь тигра погрузился в воск.
«Нам на передовую свежий хлеб привозили», — написал он. — «Ржаной. Правда, часто уже остывший — если был плотный огонь, подносчикам пищи приходилось далеко ползти».
Стриж нередко в книгах встречал воспоминания ветеранов о том, какого труда часто стоило доставить бойцам на передовую свежую еду. Тихий, незаметный героизм, проходящий мимо обывателя. Надо самому, на собственном опыте прочувствовать ценность такой малости, как горячий суп с ломтем свежего хлеба, чтобы понять, насколько это важно.
— Чёт от этих разговоров молока с хлебом захотелось, — признался Лёха.
— Я бы тоже не отказалась, — согласилась Миа. — Гюнтер?
Саблезубый кивнул.
«Я бы от кофе не отказался», — написал он. — «Но подозреваю, что его тут нет».
— Увы, — развёл руками Стриж. — Сам страдаю.
Миа вышла из подвала. Было слышно, как она подзывает слугу и приказывает принести молоко и хлеб.
— Слушай, — спохватился Лёха, когда она вернулась. — Лишние слухи по замку не пойдут о том, что мы здесь отираемся?
— Не-а, — отмахнулась Миа. — Все в курсе, что я занимаюсь зверем, когда Райна занята.
Гюнтер кивнул.
— И что, никто не лезет посмотреть, как ты его дрессируешь? — удивился Лёха.
— Была пара попыток, — усмехнулась девушка. — Но у Райны здесь такая репутация, что ей достаточно было разок пообещать спустить с любопытного семь шкур, чтобы все прониклись и занимались собственными делами. Ну а Даран приказал стражникам никого не подпускать к подвалу.
Хейман подтянул к себе табличку.
«Расскажите, что было после моей смерти», — написал он.
— Это к нему, — тут же указала на Лёху Миа. — У меня с историей Земли докосмического периода вообще ноль знаний.
— Легко, — Стриж даже обрадовался интересу Хельмана.
Рассказ он начал с Мессинской операции, в которой погиб Гюнтер. Причём история заинтересовала и эльфийку.
Прервался он лишь раз, когда слуга принёс еду. Выпроводив его, Миа налила молоко в миску Гюнтеру, положила рядом хлеб и вновь уставилась на рассказчика.
— Дай поесть-то, — попробовал было возмутиться Лёха, но девушка безапелляционно заявила:
— А ты в процессе рассказывай. Не на званном вечере, чтобы этикет соблюдать.
Убедившись, что любые возражения отметут столь же быстро, Стриж продолжил. Понимая, что Хейману в первую очередь интересна Германия, он рассказал о том, что пришлось пережить этой стране после Первой мировой. Голод, инфляция, вооружённые стычки в городах, создание «фрайкора» — добровольческих формирований, жестоко подавлявших выступления коммунистов и крайне левых социал-демократов. Лишь про национал-социалистическую партию и Гитлера пока не стал упоминать, не желая лишний раз шокировать Гюнтера. Всему своё время. Пока же Хейману хватит и известий о родине, ввергнутой в пучины анархии.
Когда Лёха объявил перерыв, чтобы смочить пересохшее горло, Гюнтер написал:
«Я надеюсь, мои жена и дочь пережили эту смуту».
Пустотники промолчали. Миа — потому, что не могла сказать ничего обнадёживающего. А Лёха подумал о том, что через двадцать лет уже взрослая дочь Хеймана будет восторженно тянуть вверх правую руку, приветствуя «вождя нации». Может, даже это она напишет своему мужу-солдату о том, как ловко смогла отстирать кровь с детской шубки, которую он прислал ей из Советского Союза. Стриж видел это письмо в музее, посвящённом Битве за Москву.
Желание продолжать разговор пропало. К счастью, у Гюнтера тоже.
«Мне надо побыть одному», — написал саблезубый.
— Конечно, — легко согласилась Миа. — Мы вечером зайдём?
«Буду рад», — ответил Хейман.
— Не слишком ты ему жёстко рассказал? — поинтересовалась девушка, когда они вышли во двор.
