самый странный разговор, какой мог случиться. Сидеть в шкафу, среди вещей и неосознанно флиртовать с парнем, не с простым парнем, с моим Мистером Популярность… Кому скажи, не поверили бы.
– Увидимся в воскресенье, – усмехнулся Шестаков.
– А?
– Да, да, – глумливо ответил он. – Моя взяла, Романова. Не скучай там, кухню уберу и напишу. Пока.
Глава 38 - Рита
Воскресенье я ждала с особенным трепетом. Снова у Наташи попросила одежду, в этот раз вязаное мятное платье чуть выше колен. И пусть за окном шел снег, гулял морозный ветер, мне все равно хотелось в те редкие дни, что выпадали для свиданий, выглядеть особенно.
Встретиться мы договорились в городе. У Вити стояла дневная тренировка, а в школу к нему мне идти не хотелось. Нет, Шестаков настаивал, конечно, забрать меня, но я отказалась. И так боялась, что мать заподозрит, начнет вопросы задавать. Как говорится, береженого бог бережет.
Так что в пять вечера я стояла напротив торгового центра, периодически протирая очки, потому что те запотевали от холода. Сегодня погода особенно разошлась, людей на улице почти не было, а кто и был, передвигались перебежками, кутаясь в куртки. И, как назло, Шестаков опаздывал уже на десять минут.
Скрестив руки на груди и топчась на месте, я искренне старалась не превратиться в снежную даму и не пасть под прицелом мороза. Однако позитивные мысли не особо согревали, поэтому когда Витя прикатил на байке и предложил поехать в сторону курортной зоны, я категорически отказалась.
– Слушай, а поехали ко мне? – предложил он вдруг, все еще восседая на своем железном коне. Я видела только глаза парня через стекло мотошлема.
– К тебе? – мой голос дрогнул, да и вся я вдруг сжалась от столь неожиданного предложения.
– Ну да, или ты боишься? – дразнящим тоном произнес Витя. Кажется, ему нравилось меня смущать. Хорошо хоть щеки от мороза и без того отливали румянцем, иначе я бы точно попалась.
– Было бы чего бояться.
– Тогда садись! – воодушевился Шестаков.
– Лучше давай в блинную поднимемся, мне домой через два часа. Мы пока доедем, уже обратно ехать.
– Значит, все-таки боишься, – пожал он плечами, вздыхая.
– Ну ты же не монстр, чтобы я тебя боялась.
– Кто знает, в некоторые моменты я очень даже похожу на него, – усмехнулся Шестаков, но настаивать не стал. Он быстренько припарковался, вернулся ко мне и потащил на пятый этаж в торговый центр, в зону фудкорта.
Теплый воздух окутал плечи и тело, а аромат ванили вперемешку с корицей заставил улыбнуться. Пока мы шли мимо магазинчиков, успели заметить красиво украшенные витрины к Новому году: разных мигающих оленят, елочки, маленьких дедов морозов. Вокруг играли праздничные песни, люди суетливо проскальзывали мимо нас с подарками и объемными пакетами, дети бегали в красных шапочках, держа в руках сладкую карамель. Оказывается, ее раздавали бесплатно в детской зоне, если рассказать стихотворение или спеть песенку.
На пятом этаже столик мы выбрали у окна, откуда открывался потрясающий вид на зимний город и горы, укутанные белым покрывалом. Туман медленно оседал, создавая мистическую атмосферу. Я невольно залюбовалась пейзажем, не заметив, как Витя принес нам горячий чай с пирожными.
– Ой, ты уже, а я еще даже раздеться не успела, – прошептала смущенно. Однако Витя в своей типичной манере понял фразу довольно двусмысленно:
– Так мы можем поехать ко мне, пока еще не поздно.
– Шестаков, ты практикуешься в стендап-комики? – кинула я, стягивая с себя пальто и шапку.
– У-у, – присвистнул Витя, пройдясь оценивающим взглядом по моему наряду. – Я одного не пойму, сколько личностей в тебе живет, Романова?
– Много, одна из них любит горячий чай и туман за окном, – постаралась съехать с темы и поскорее сесть на стул. Однако взгляд Вити обжигал, заставляя смущаться до кончиков волос. Я себя вдруг почувствовала моделью, на которую направлены тысячи камер: с одной стороны, неловко, а с другой – приятно.
– Туман, значит? – Шестаков тоже уселся, подперев рукой подбородок. Он вел себя так, словно я самый драгоценный камень в мире, который ему наконец-то дали рассмотреть поближе.
– И долго ты собираешься на меня смотреть? – робко произнесла, сжав картонный стаканчик с чаем.
– Не знаю, а что? Тебе не нравится?
– Эм, нет, в смысле… – я опустила голову, пытаясь успокоить разгоряченное сердце. Однако не успела опомниться, как Витя вдруг приподнялся, коснулся моего подбородка, нежно приподнял его и накрыл мои губы коротким поцелуем.
От нахлынувшего волнения перехватило дух, я словно упала на мягкое пушистое облако, словно впервые попробовала кислород на вкус: сладкий, упоительный, до головокружения и дрожи в коленках. А когда Витя взглянул на меня, румянец тотчас ожёг скулы. Я не могла отвести взгляда от глаз Шестакова: они затягивали туда, откуда не было дороги обратно.
– Прости, – прошептал он, возвращаясь на свое место. Витя облизнул нижнюю губу так, будто слизал остатки шоколада, что продолжал таять. Это было столь интимно, что я вцепилась в стул руками, стараясь немного прийти в себя и перестать смущаться.
– Не смог удержаться.
– И всегда ты такой несдержанный? – выдохнула я, наконец поднимая голову.
– Бывает иногда, – расплылся в улыбке Шестаков.
А потом запросто нашел мою ладонь на столе, накрыл ее своей и начал болтать о всяком-разном, будто мы с ним вот так каждый день сидим. Сперва я зажималась: неловкость и отсутствие опыта брали свое. Но через полчаса бесконечных веселых историй близость с Витей уже не казалась чем-то новым. Я даже умудрилась поправить ему волосы, что забавно торчали из-за шлема.
Вечер приобрел оттенки весны, несмотря на непогоду на улице. Я, подобно подснежнику, нежилась в первых согревающих лучах солнца, что незатейливо пробивались сквозь призму зимы.
Горячий чай, любимое пирожное, взгляд Вити, в котором переливалась тысяча звезд, теперь уже только моих звезд. Сказка окончательно поглотила с головой, и я напрочь забыла про серую реальность. Вспомнила о ней только возле дома, когда Шестаков вместо прощальной реплики вдруг озвучил очередное невероятное предложение:
– Слушай, давай Новый год встретим вместе?
– Что? – растерялась от неожиданности я.
– Мой отец в командировку уезжает тридцатого на четыре дня. Я бы хотел провести этот праздник с кем-то особенным, смекаешь, Романова?
– Ох, – в груди все
