есть медицинские приборы, с помощью которых можно исследовать вырожденцев и узнать, насколько они опасны. Вы даже можете подредактировать их гены, так что от чистокровного человека и не отличишь. При таких возможностях любые идеи про чистоту расы и неприемлемость межрасовых браков становятся неактуальными, разве не так?
— Определенно, — согласилась я.
— Но когда вместо научного метода сплошное мракобесие, что остается, если не перестраховываться? Даже если при этом приходится прибегать к жестокостям, то что с того, если на кону выживание популяции?
— И все-таки я не вижу большой пользы во всех этих глупостях про Перуна, Даждьбога и прочих персонажей древнего народного творчества, — настаивала я.
— Неважно, какими персонажами человеческое воображение заселяет неведомые области, важно, способствует это развитию или нет. Ну вот, например, каждая религия содержит в себе учение о важности нравственности, разве не так? — Не дожидаясь ответа, он продолжил: — А нравственность способствует выживанию!
— Несомненно. Но, возвращаясь к теме о сжигании вырожденок, если они такие опасные, то почему бы не убить их на месте? Вместо того чтобы тащить их через степь в свой город только для того, чтобы там сжечь? В том числе и на глазах у детей, между прочим!
— Людям нужны хоть какие-то развлечения, — вздохнул робот. — Ну чем им еще заняться без интернета и виртуальных игр? Да и зачем им вся эта воинская доблесть, если нельзя насиловать и грабить? Я, конечно, понимаю, что для цивилизованного человека это звучит мерзко, но взгляните, как живут эти люди! Их жизнь — сплошной беспросветный мрак, надо же им хоть как-то развлекаться.
— Ну ясно, знатные средневековые развлечения с насилованием и сжиганием баб, — скривилась я.
— Я прекрасно вас понимаю, — кивнул Валерий. — Можно подумать, мне это все сильно нравилось. Но что мне оставалось, если не утешать себя тем, что это все временно? Ведь прошло бы некоторое время, популяционная плотность увеличилась, ресурсы накопились, и это все неизбежно привело бы…
— К возникновению новых инфекционных заболеваний?
— В том числе, но и к развитию науки тоже! Главное, позаботиться, чтобы мифология не сильно этому мешала, а занималась своей прямой обязанностью: нравственным развитием людей. Тогда рано или поздно люди бы повторно изобрели кока-колу и мерседесы, а потом бы и в космос вышли…
— Кто знает, что бы это было за человечество? И как бы оно отнеслось к тому, что космос уже изрядно заселен другими представителями его же вида. А может, это был бы уже другой биологический вид?
— Если бы люди скрещивались с вырожденцами, то вполне возможно, — кивнул Валерий.
31 — Смерть и бессмертие (Ио)
То, что не убивает, делает нас более странными.
© Тревор Гудчайлд
Не знаю, сколько времени все это заняло, но одного за другим я восстановил всех, кого сожрал на борту «Магеллана 345». После Евгения, правда, пришлось прерваться на вынужденную посадку. Но потом из саркофага 3D-принтера вылез главный механик Глеб, за ним Виктор, Лариса и в самом конце Макс.
Последнее привело к некоторому конфузу, ведь у меня почти такая же внешность, как и у него, если не считать моей изрядной худощавости, да и его импланты тоже были у меня. Эти штуки они у меня, конечно, изъяли и переставили Максу. А когда спросили, как я умудрился их установить, если эта опция была заблокирована, я сказал, что воспользовался хакерскими талантами Макса, но не стал говорить про бэкдоры. И, насколько понимаю, Макс был мне изрядно благодарен за сохранение его тайны.
Хорошо, что все время мне приносили новые протеиновые коктейли, иначе я бы превратился в скелет окончательно. Все-таки метаморфировать отдельные органы или части тела — задача более сложная, чем метаморфировать полностью. Жаль только, что новые коктейли приносила не Анна, а это чудо со щупальцами по имени Пако.
Мне почему-то постоянно хотелось видеть Анну, странно, раньше со мной такого не было. Она еще и, как назло, куда-то запропастилась, а потом приволокла в медотсек дурно пахнущее волосатое чудовище и все время лопотала с незнакомым роботом из аборигенов. Оказывается у местных и свой робот был, обалдеть.
Я смотрел на все это и думал, что, наверное, никогда не смогу признаться ей, что сожрал Алекса. Соответственно, и не смогу его восстановить. После того как познал ее воспоминания, я знаю, какие сильные чувства она к нему испытывала. Что, если она меня возненавидит? Не факт, конечно, но все равно как-то не хотелось рисковать.
Возможно, из-за несбалансированного питания, в котором основу рациона составляли людишки, я слишком очеловечился, но мне правда жаль, что я причинил другим столько страданий. А ведь мог этого избежать. Что мне мешало поговорить тогда с Алексом? Объяснить ему все. И что? В конечном итоге люди бы закрыли меня в каком-нибудь исследовательском центре и проводили бы эксперименты.
А разве сейчас они поступят по-другому? Не знаю, но надеюсь, мне больше не придется никого жрать. По крайней мере, разумного. Маловероятно, конечно. Получается, меня в любом случае ждут весьма нерадужные перспективы. Разве что бежать с космолета? Прятаться в лесу, жрать местную неразумную биоту. Со временем отупею и опять буду как животное. А как быть с детенышем? Получится ли у меня сбежать вместе с ним?
Мне не хотелось покидать людей, но и оставаться я не мог. От всех этих размышлений разболелась голова, и я попытался отвлечься. Странно, конечно, когда у тебя болит голова, ведь я всегда хорошо контролировал свое тело, раньше боли не было, даже когда от меня отстрелили щупальце в лаборатории. Похоже, это все из-за голодания и разрядов тока.
— Это все, Макс последний, — сообщил я, снимая нейроэнцелограф.
— Как все? А Патрик? — тыкнул в меня дулом электромета Карим.
— Я разве не говорил? Я не трогал Патрика, его сожрал Крес! Тот, который выдает себя за офицера косморазведки Кирилла Леонова.
Крес заметно напрягся и переступил с ноги на ногу. Только Серафим стоял за ним все так же невозмутимо. Карим направил электромет на Креса и кивнул в сторону нейроэнцелографа, мол, давай. Крес, подняв руки, заволновался:
— Он лжет, чтобы отвести от себя подозрения на случай будущих убийств. Неужели вы правда поверили, что сможете приручить такого опасного хищника, как метаморф? Это же невозможно! Он просто втирается в доверие, а сам вынашивает свои коварные планы! Вы можете убить меня этим вашим электрометом, вы же знаете, у меня больное сердце, но вы не можете вытащить из меня то, чего во мне нет!
— Ничего подобного! — возразил я. — Он специально
