— Меня отстранили, так что следующего раза может уже и не быть вообще.
— Как отстранили, почему?
— У меня выявили расстройство психики, говорят типа «синдром солдата», если более доступно объяснить. Что это и с чем едят, тоже вкратце объяснили, так что пока я от этого не избавлюсь, меня к креслу даже близко не подпустят. Я теперь консультант! — слово консультант я произнёс словно президентом назвался.
— А может это к лучшему? Рисковать не придётся.
— А я и ничем не рисковал, тело ведь в этом времени остается, и сознание в любом случае назад вернётся, — сказал я и задумался. — А что если сознание не вернётся? Предположим, что оно может потеряться где-то по дороге обратно? Я, то есть моё тело, станет просто телом? Такой вариант я как-то упустил из вида.
Не знаю, возможно, Настя по выражению моего лица догадалась, о чём я думаю или уже знала, что такой вариант тоже имеет место быть. Взглянув на меня, она почему-то отвела взгляд.
— На завтра назначен очередной сеанс, дед говорит, что теперь время нахождения в другом времени будет ограничено двадцатью четырьмя часами. Сутки ведь намного проще выдержать, находясь в кресле, человека можно будет не кормить и не поить через зонд.
— За одни сутки можно вообще ничего не узнать, тебя может выбросить куда-то в лес или на дорогу, по которой до ближайшего города ещё нужно попробовать добраться живым.
— Это понятно, но тем не менее, дед так решил и своего решения не изменит, по крайней мере в ближайшее время. Твой рекорд в пять суток вообще, наверное, никто побить не сможет. Карпенко только четыре часа смог в прошлом продержаться.
— Серьезно? Я почему-то думал что три дня это норма, Михалыч вроде бы мне именно столько времени отвёл в первый раз.
— Он сильно рисковал тогда, ведь если бы мы не получили нормального результата, лабораторию закрыли бы.
— Что значит нормального результата, ты это, о чём вообще?
— Ты смог доказать, что ты был в прошлом, а Карпенко нет. Его рассказ можно было принять как выдуманный, ведь никаких доказательств нет. Та твоя золотая монета, которую удалось найти именно там, где ты указал, стала веским доказательством.
— То есть я тогда, сам того не понимая, правильно поступил оставив именно такой след в прошлом?
— Да.
— Но ведь оставив след в прошлом, он может и не сохраниться до нашего времени. Так произошло, когда я оказался в каменном веке. Ту пещеру найти сейчас просто не реально!
— Тут ты прав, но теперь это уже не настолько важно, одного такого подтверждения вполне достаточно.
— Ну, это пока достаточно, пройдет полгода, и подтвердить снова потребуют, а то вдруг мы спонсора просто за нос водим.
— Всю информацию, включая запись работы компьютеров, мы отправляем наверх. Там её проверяют, анализируют и делают выводы. Показания работы твоего организма за всё время нахождения там, тоже отправляем, только я не понимаю зачем.
— Если требуют, значит надо и вообще, мы чай с пирожными будем пить или ты меня дальше будешь вопросами пытать?
На следующее утро меня вызвали в лабораторию, Михалыч сказал, что я должен присутствовать во время перемещения сознания нового исследователя. Я, честно говоря, планировал домой уехать, но по просьбе Михалыча остался, к тому же ехать домой сейчас было не с кем, мне транспорт не выделили. Настя пообещала, что после сама меня отвезёт домой и передаст из рук в руки бабушке. У меня после такого заявления сложилось впечатление, что моя любимая бабушка и Настя постоянно на связи друг с другом, одним словом спелись у меня за спиной. Уж слишком Настя стала много знать о моих привычках, увлечениях и предпочтениях в еде. Именно такие пирожные она явно не просто так принесла, бабка, скорее всего и выдала эту секретную информацию.
В лаборатории стоял монотонный гул от работающей аппаратуры и тихих голосов. Все были заняты делом, только я как неприкаянный бродил по огромному помещению, снова рассматривая всё то, что тут находилось.
— Руками не трогать! — громко сказал Гена, увидев, как я рассматриваю шкаф с большим количеством всевозможных переключателей и предохранителей.
— Даже в мыслях не было! — я на всякий случай отошел, чтобы не злить нашего главного электрика.
— Федор, что у нас? — послышался голос Михалыча.
— Ноль Дмитрий Михайлович, никаких нитей даже близко не видно.
— Почему?
— Я понятия не имею, вчера несколько было, правда, в не нашей досягаемости, но были.
— Сделай что-нибудь!
— А что я могу сделать, если их нет. Тут нам только ждать остаётся.
— Ладно, когда хоть что-то изменится, дай знать, — сказал Михалыч, явно расстроившись отсутствию нитей времени. Я эти нити не считал нитями времени, хоть они и переносили в другое время. Все эти тонкие энергетические волокна, видимые только аппаратуре, скорее были жизненными нитями или нитями судеб. Каждая такая ниточка это чья-то жизнь, зафиксированная во времени и в неё мы грубо вламывались, чтобы увидеть прошлое. Таких нитей судеб во временном подпространстве должно нахожиться триллионы штук, но нам попадались всего лишь единичные экземпляры, словно их кто-то умышленно подбрасывал.
Находясь чуть в стороне от кресла путешественника, думал о том, что и у меня должна быть такая же нить. Что будет, если кто-то также как я нагло займёт моё тело пусть и на некоторое время? Мне недавно было сказано, что такую технологию пытаются разработать и в других странах. Если у наших конкурентов появились определённые успехи в этом деле, не из-за их ли действий нити пропали? Если конкуренты дошли до такого же уровня, так сказать странного симбиоза, возможны ли будут двойные попадания? От таких умозаключений у меня по спине пробежал холодок.
— Дмитрий Михайлович разрешите задать пару вопросов, желательно наедине? — спросил я, подойдя к деду, сидевшему перед большим монитором с какими-то графиками.
— Наедине? — удивился он, но тем не менее предложил выйти из лаборатории.
— Что случилось?
— Меня тут одна мысль посетила, хотел прояснить, так сказать, ради самоуспокоения, — сказал я и рассказал всё, до чего додумался.
— Маловероятно что сразу два сознания попадут в одно
