всё ещё я, но я становлюсь… больше. Шире, глубже, непонятнее для самого себя. И эту ношу я уже ни с кем не могу разделить.
Дир глубоко вздохнул.
– Чудовищный сон. Я – властелин мира. Все, кого я знаю, умирают у меня на глазах, и меня перестают сдерживать их призрачные голоса, с которыми, впрочем, я давно перестал соглашаться. Я собираюсь начать реформировать мир, менять его понемногу…
– А к чему всё привело, я видела в своём сне, – пробормотала Таисса.
– Я не видел будущего. Серебро развеялось, и я проснулся. Но если это судьба Великого и его искушение, если никто не может с ним совладать, даже наш сын…
Дир немного помолчал.
– Я не думаю, что всё предопределено, Таис, – наконец сказал он. – Но мы оба получили предостережения, к которым стоит отнестись очень серьёзно. Даже если мы и полагаем, что Принц Пустоты неправ.
– Его аргументы никуда не деваются.
Дир кивнул.
Таисса молча глядела на него. Вечность Стража, вечность Тьена, вечность Принца Пустоты, лишённого даже звёздного неба. И они, Светлые и Тёмные, коснувшиеся этой вечности.
– Когда мы с тобой только встретились у меня в саду, я не могла даже представить, что нас занесёт сюда, – призналась Таисса.
– Я не мог представить, что это «здесь» вообще существует, – серьёзно сказал Дир. – Даже Храм был лишь легендой. Если бы не авантюризм Вернона Лютера…
– Мы с ним по-прежнему уплетали бы устриц на яхте. Или оказались бы почётными пленниками в ваших криокамерах. Тьен родился бы совсем другим, ты никогда не стал бы Тёмным…
– А венец Виктории оказался бы в руках Елены и Александра. По всему миру прошло бы внушение, препарат «ноль» не успели бы завершить, а Саймон Рид думать бы забыл о создании электронного двойника. Не говоря о том, что планы корпораций развалились бы моментально, «Ньюро» и «Бионикс» были бы нашими, а Берн Тьелль явился бы с повинной на следующий же день.
– А мой отец? А Найт?
Дир вздохнул.
– Да, вот тут всё кончилось бы плохо. Найт не стала бы связываться со мной и осталась всесильной, но ровно до того момента, как Александр запустил бы вирус и сжёг её. А Эйвена бы очень быстро усыпили и арестовали собственные подчинённые, едва мы прошлись бы по зданию «Бионикс» внушением со спутника.
– Бр-р, – пробормотала Таисса.
Дир осторожно притянул её к себе. Вторая рука зарылась в её волосы, которым, как отрешённо подумала Таисса, не помешал бы хороший душ.
– Не отчаивайся, Таис, – тихо сказал Дир. – Впереди будущее.
Таисса подняла голову, глядя ему в глаза.
– Я не знаю, что случится потом.
– Я тоже.
– Но сейчас… – Таисса беспомощно улыбнулась. – Ты и я. Это так немного, но сейчас это всё, что мне нужно, чтобы не утонуть.
Дир коснулся её лица.
– Ты не утонешь, принцесса. Потому что в тебе есть небо. Небо, которое ты подарила мне.
Его пальцы, сплетённые с пальцами Таиссы, коснулись его груди, и Таисса затаила дыхание, ощутив знакомое дыхание серебра. Светлой искры, когда-то жившей в ней самой.
На одну лишь секунду. Но в этой секунде было тепло.
Дир обхватил Таиссу за талию, и они стояли, прижавшись друг к другу.
– Время почти закончилось, – прошептала Таисса. – У Александра.
– Ещё пять минут. Я считаю.
Таисса повернула голову, глядя на бесконечные переплетения рисунков на бетоне.
– Мне кажется, здесь лежит чьё-то сердце, – сказала она. – Вон там, в углу, я вижу набор синих пятен, а для кого-то это родной дом. Дорожка, ведущая в тёплую столовую. Лунный свет на пруду. Будь на их месте мы, здесь могла бы быть книжная лавочка в Эксетере. Или место, где ты первый раз упал с велосипеда.
– Я никогда не падал с велосипеда, – отозвался Дир.
– Ну конечно, – вздохнула Таисса. – Безупречный ты.
Они молчали. Внешний мир, с Александром, Элен и потоками времени, уже начал своё движение вокруг них, но Таисса ещё цеплялась за последнюю тихую минуту вместе. Мир воспоминаний и прошлого, далёкого солнца и знакомых тёплых рук.
Эхо, которое жило внутри каждого пленника сферы, пока не затихало навсегда.
– Как ты думаешь, Вернон стыдится этого места? – проговорила Таисса. – Этого безмолвного памятника, этого крика о доме, этого горя?
– Возможно, он даже не знает о нём. Скорее всего, это место скрывали от Принца Пустоты всеми возможными способами. Последнее сокровище отчаявшихся пленников… думаю, даже кланы соблюдали здесь перемирие.
Таисса моргнула, пытаясь не заплакать. Была ли у Кая своя стена? Мог ли Страж понять тоску этих существ, как свою собственную? И имела ли Таисса право рассказать ему об этом месте, зная, что он может уничтожить последнюю память своих жертв?
– Я думаю, он подозревает так или иначе, – произнесла Таисса. – Но подозревать – не то, что видеть воочию. Если бы он видел, понял, услышал…
Она сглотнула, смаргивая набежавшие слёзы.
– Я могу лишь смутно догадываться, что здесь написано. Но если бы я была Принцем Пустоты, если бы я была в силах прочитать каждое слово… чьё-то имя, чей-то крик о помощи… Я бы сделала всё, чтобы вернуть их домой.
Дир покачал головой.
– Думаю, его может задеть лишь что-то личное. Желание покрасоваться, например. Или ревность.
– Да уж. Что он сделает, если увидит, как мы целуемся? Убьёт нас обоих? Или не выдержит и вытолкнет отсюда пинком под зад?
Дир поднял бровь.
– Проведём эксперимент?
Таисса открыла рот, уже собираясь спросить, как далеко он собирается зайти в этом эксперименте…
И услышала шаги.
В следующую секунду Майлз появился в другом конце коридора, придерживая Элен рукой. Элен ступала сама, но даже неискушённому глазу Таиссы было ясно, что она держится едва-едва.
– Взять тебя на руки? – раздался голос Майлза. – Я же не отстану.
– Отстанешь, – усталый голос Элен-Омеги был едва слышен. – Я спасла твою голову, и ты мне должен.
Сердце Таиссы замерло. Майлз был здесь! Он вернулся!
– Не знаю, радоваться мне или огорчаться, – произнёс Дир, словно прочитав мысли Таиссы. – Сложно сказать, кто из них более опасен.
– Я, конечно же, – отозвался Майлз Лютер лениво, кивая им обоим. – Ты сдержал слово.
– Не я. – Дир указал взглядом на бледную
