Хотя я им не верю.
— Что поделать, — пожал плечами Алексей. — С ними пока так. Это все лучше, чем вообще ничего. К тому же Петр Аврамович пожертвовал денег на наше дело. За такое дело его Милославские по голове не погладят, ежели узнают.
— Хм. Хорошо. А ты сам как думаешь с тетей Наташей уходить? С охраной своей?
— Да. Полагаю, мы пробьемся. Не думаю, что в нас будут активно стрелять. Скорее всего я им нужен живым. А вы? Уже придумали?
— Я буду при полке, — произнес Гордон. — Это лучшая защита.
— А я тут останусь, — сообщил Ромодановский.
— Не боишься?
— Они не рискнут на меня руку поднять. Даже если очень захочется. Это ведь означает настроить против себя много полков из разрядов, где мои родичи служат да друзья. Софья кто угодно, только не дура. На измену я не пойду. Убивать меня нельзя. Пыткам подвергать тоже. Так что, скорее всего, она запрет меня тут. Самое худшее — где-то у себя под стражей.
— Все равно — риск.
— Зато верный способ подстраховаться. Ежели она Москву захватит да меня в холодную посадит, то полки из разрядов вернее на сторону Петра Алексеевича перейдут…
Немного помолчали.
Подумали.
— Меня смущает ситуация с другими московскими полками, — произнес Алексей. — Они выглядят очень ненадежными. Во всяком случае их полковники.
— Скорее осторожными. Сам понимаешь — сложная ситуация. Никто из них не хочет ошибиться. Но солдаты государю верны, тут можно даже не сомневаться. Она не сможет эти полки выставить против него, ибо тут же они перейдут на сторону Петра Алексеевича. Чтобы там полковники не кричали. Самый край — полковники промедлят в нужный момент и постараются увести войска. То есть, убрать их с поля боя во время столкновения со стрельцами. А потом… хоть распускай. Во всяком случае, пока жив государь.
— Деньги я добыл. Может быть тоже станем прикармливать этих полковников? В конце концов они колеблются, а не перебежали уже на сторону заговорщиков.
— Я не стал бы так делать, — возразил Ромодановский. — Если Софья узнает, что мы вернули контроль над всеми московскими полками, то она может и не решится. В таком деле нужно бить наверняка. Слишком высока цена провала. Мы должны дать ей возможность раскрыться.
— Солдаты верны государю, — заметил Гордон. — Но полковники… они выжидают. Если Милославские победят, то они присягнут Софье. Как в этой ситуации поведут солдаты я не берусь даже гадать.
— То есть, Милославским для полного успеха нужно захватить Москву и убить отца… — тихо произнес Алексей.
— Или пленить.
— Зачем им брать его в плен? Это слишком опасно. К тому же они свои намерения уже обозначили ясно. Ведь в Риги имела место попытка спровоцировать стычку. Думаете просто так? Скорее всего они планировали его там убить.
— Это домыслы. — возразил Ромодановский. — Хотя ситуация там сложилась действительно мерзкая и странная.
— Если это не домыслы, то либо рядом с отцом есть убийца, либо скоро появится, либо они задумали какую-нибудь каверзу на пути домой. А то и все разом, чтобы подстраховаться. Они ведь на что-то рассчитывают раз затеяли этот бунт. Гибель папы даст им очень большие надежды и возможности. Я ведь пока никто.
— Так уж и никто, — хмыкнул Ромодановский. — Ты наследник престола.
— Даже если допустить, что я им нужен, то они меня сделают куклой в руках регента. А как подрасту как-нибудь изувечат, чтобы сохранить необходимость регентства. Например, глаза выколют. Хотя я полагаю, что проживу я очень недолго в случае их успеха. Поначалу скорее всего я им потребуюсь живым. Но это только поначалу. Возможно даже в первые дни.
— Ты слишком мрачен, — заметил Гордон.
— Есть такое дело. Мрачен. Но соломку лучше подстелить. Сам понимаешь — помягче падать. Кстати, я добыл деньги, о которых ты говорил. Их хватит и на твой полк, ежели год его содержать. И на три другие. И еще останется. Просил у всех с запасом. Вот и прихватил в избытке. Отдавать деньги обратно глупо. Их нужно использовать.
— Я согласен с Федором Юрьевичем. Приводить в порядок все четыре полка опасно. Заговор может заглохнуть так и не начавшись. Полки стрельцов уже идут на Москву. Но если Софья не будет уверена в успехе, то не решится.
— А что, Бутырский полк, считают, готовится к битве?
— Самым решительным образом, — произнес Патрик. — Мне даже делали несколько предложений, дабы я прекратил это все. Я отказался в довольно грубой форме. Так что ныне заговорщики совершенно уверены — Бутырский полк будет драться, и мы прикладываем все усилия к тому, чтобы он делал это крепкой, умело и отчаянно.
— То есть, чтобы мы с ним не делали, их это не смущает из-за того, что это всего один полк?
— Да.
— Так… хм… деньги у нас в принципе есть. Если вы думаете плохой идеей их тратить на приведение остальных трех московских полков в порядок, то может быть вложим их в Бутырский полк?
— Каким образом? — поинтересовался Гордон.
— Перво-наперво — это новые мушкеты. Или как их назвать? Фузеи? Ружья?
— Петру Алексеевичу нравится слово фузея.
— Пусть так. Хоть поликристаллический кремний в сферическом вакууме. Не важно. — произнес царевич, едва сдержав улыбку, это название взорвало мозг собеседникам. Он любил, как и папа, сыпать всякими терминами и словами. По разным причинам, но для окружающих это выглядело крайне родственно — вроде яблока, упавшего недалеко от яблоньки. — Итак фузеи. Я по осени беседовал с Никитой. Это тот тульский мастер, который для моей охраны делал оружие. Помните?
— Конечно. Дельный человек. — произнес Ромодановский, в то время как Гордон молча кивнул.
— Я от него недавно получил письмо. Он готов в самые сжатые сроки поставить нам две тысячи фузей. Сразу правильных. Тут и запальное отверстие нужное. И штыком их оснастить. И спинку приклада укрепить латунной пяткой, чтобы он не раскалывался от прибивания пороха о землю. Все единообразные.
— Откуда у него столько? — оживился Гордон.
— Так я ему показывал, как устроил дела с печами. И мы вместе размышляли, как бы также с фузеями обойтись. Он у меня по осени неделю считай жил. Ведь отцу требуется много доброго оружия, а закупать его за границей это и дорого, и рискованно. Вот Никита с моей подачи и старается.
— А деньги он откуда взял, чтобы столько фузей изготовить? — спросил Ромодановский.
— Я ему их нашел. Убедил купцов некоторых вложить часть своих прибылей в сие благое дело. Не все соглашались. Но после того, как я предоставил им доказательства их воровства при поставках в казну — в них проснулась и совесть,
