ссылками на уничтоженные населенные пункты[478].
Параллельно с таращанскими и звенигородскими событиями аналогичные повстанческие процессы развивались на Волыни, Херсонщине, Черниговщине, Харьковщине, Полтавщине, практически по всей Украине. 22 июня в Новомосковском уезде на Екатеринославщине несколько крестьянских отрядов, вооруженных пушками и пулеметами, напали на целый немецкий полк, в результате чего оккупанты потеряли около 2 тыс. убитыми и ранеными[479].
На Екатеринославщине, как и в других регионах, ударной силой повстанцев были бывшие вольные казаки, от которых их бывший главный атаман П. Скоропадский, едва придя к власти, поспешил дистанцироваться, а вскоре запретил казачий съезд и издал приказ о расформировании Вольного казачества. Эти решения впоследствии дорого стоили власти. Уже в мае Екатеринославский губернский староста докладывал военному министру, что «бывшие вольные казаки рвутся поднять крестьян против нынешней власти, призывают не выполнять ее приказы»[480]. В разгар восстания на Звенигородщине гетманскому центру панически сообщали: «В Звенигородском уезде начались выступления вооруженных значительных банд Вольного казачества»[481].
Для координации действий повстанцев, руководства ими возникали революционные комитеты, повстанческие штабы. В их состав входили преимущественно резко оппозиционные гетманской власти элементы – большевики, украинские эсеры, прежде всего – левые (боротьбисты). Хотя влияние таких организационных институтов было локальным, узкорегиональным, в целом они придерживались похожих антиправительственных лозунгов, вооружая ими (частично за счет активистов обществ «Просвиты», частично посредством периодической и непериодической прессы) крестьянство. Характерным здесь может быть обращение одного из повстанческих штабов Киевщины от 15 июня 1918 г. Главный смысл требований повстанцев в обращении был таким: «Только боремся за возвращение всех достижений революции, изложенных в III и IV Универсалах Центральной Рады, за возвращение Центральной Рады и всех демократических институтов, как то: земельных комитетов, советов крестьянских депутатов, за землю и волю, за немедленный созыв Украинского Учредительного собрания»[482].
Неприятие режима нередко выливалось в жестокие расправы с местной гетманской администрацией, также поднялась волна антисемитизма[483].
Гетманская пропаганда старалась доказать, что восстание крестьян является следствием безответственной, подрывной работы преступников, анархистов, большевиков, которым чужды интересы украинской государственности. Не забывая о деятелях Центральной Рады, которые нередко поддерживали повстанцев, вели среди них работу, министерство внутренних дел Украинской Державы издало специальный циркуляр о необходимости задержания и ареста членов Рады[484].
Однако на крестьян это не произвело должного впечатления. В июне 1918 г. волнения и восстания произошли практически во всех регионах Украины, проявляя отчетливую тенденцию перемещения центра антигетманской борьбы на Левобережье. Генерал-фельдмаршал Эйхгорн, командующий войсками в Украине, очевидно, небезосновательно называл цифру 10–12 % украинских крестьян, влившихся в ряды повстанцев[485]. Она была «выстрадана» именно в непосредственной борьбе с теми вооруженными крестьянами, численность которых, таким образом, достигала 2,5 млн человек.
В борьбе с оккупационными войсками определялась ее национально-освободительная направленность. В повстанческих документах антинемецкие и антиавстрийские мотивы часто выступали на первый план. И это естественно, ведь именно оккупационные войска были главной силой, которая противостояла повстанцам и от которой они понесли самые сильные, самые чувствительные удары. Гетманцы же, да и сам П. Скоропадский, воспринимались как «меньшие, зависимые партнеры», австро-германские агенты.
«Восстания то разжигались, то на какое-то мгновение угасали, – пишет П. Христюк. – Но крестьянин и в мыслях не имел, чтобы хоть на минуту покориться банде разбойников, грабителей и насильников во главе с генералом Скоропадским и помещиком Лизогубом. От дома к дому, от деревни к деревне перелетала мысль о необходимости массового, одновременного по всей Украине крестьянского выступления против палачей. Усилия Украинской Партии Соц. – Рев. и Центрального Комитета Всеукр. Крестьянского Союза, направленные на то, чтобы удержать крестьянство от преждевременных сепаратных выступлений, что в основном кончались только подавлением их и немилосердными расстрелами крестьянских вожаков, не имели успеха. Крестьянство не могло терпеть гетманско-помещичьего террора, издевательств и бралось за оружие в надежде, что все же удастся свергнуть господство помещиков и капиталистов и возвратить социально-экономические и политические завоевания украинской революции, которые крестьянин уже имел, чувствовал, понимал и ценил»[486].
Самые яркие страницы крестьянской войны против гетманата и австро-немецких оккупантов были вписаны в августе 1918 г. повстанцами Черниговщины.
Значительные усилия к подготовке выступления и направления его в организованное русло приложили большевики и созданный ими Центральный военно-революционный комитет (Всеукрревком), хотя с чисто военно-оперативной и отчасти организационно-политической точки зрения было немало просчетов и нестыковок[487]. Да это и неудивительно, ведь главной причиной восстания, как и в предыдущие месяцы в других регионах, было невыносимое положение крестьян и их нежелание смириться с уготованной судьбой. Таким образом, тем, кто возглавил восставших, волей-неволей приходилось порой не столько идти впереди, вести за собой массы, сколько стараться не отстать от крайне эмоционального, стихийного движения, не дать ему вырваться за контролируемое пространство, хоть в какой-то мере скоординировать разрозненные действия, подчинить их единому плану.
Уже в конце июля, накопив немалый потенциал, партизаны, сосредоточившись в нежинских лесах, совершили ряд нападений на ближайшие населенные пункты, уничтожая опорные сооружения Государственной стражи («Державної варти») и гарнизоны оккупантов, захватывая оружие и амуницию. Эти действия существенно деморализировали власть, даже вызвали панические настроения. На Черниговщину были переброшены 4 немецкие дивизии, а только в Нежинском уезде сосредоточено около 10 тыс. солдат[488].
Силы повстанцев насчитывали на Черниговщине и севере Полтавщины более 7 тыс. человек. Однако они надеялись в случае выступления найти активную поддержку, привлечь к борьбе значительное количество тех, кто ждал подходящий момент[489].
Для оценки перспектив борьбы, в частности, выступления общеукраинского характера, большое значение имело повсеместное развитие большевистского подполья и поведение руководящих структур этой партии.
Образование КП(б)У послужило существенным импульсом к возрождению большевистских организаций. Если к июлю 1918 г. в 153 подпольных ячейках находилось более 5 тысяч членов партии, то к октябрю их количество выросло более чем вдвое – до 11 тысяч человек. Они объединялись в 3 областные, 8 губернских, 12 окружных (районных), 13 городских, 23 районные (в 7 городах), 10 подрайонных, 74 уездные организации[490].
Значительный эффект принесли созданные по решению I съезда КП(б)У областные комитеты партии, которые координировали, направляли деятельность местных организаций, выбирали оптимальные пути для реализации задач ЦК. Созданный партийный аппарат на местах приобретал ценный опыт, закалялся в политической борьбе.
Значительный размах приобрела агитационно-пропагандистская работа в войсках оккупантов. Здесь удалось объединить усилия большевиков с деятельностью групп иностранных коммунистов-интернационалистов, в частности в изготовлении и распространении литературы. Правда, эта работа была успешной в смежных с нейтральной зоной регионах и значительно слабее проявлялась дальше, в глубине украинской территории[491].
Серьезной силой стали ревкомы и повстанческо-партизанские отряды. Летом и осенью 1918 г. в Украине существовало более 190 революционных комитетов и около 180 партизанских и повстанческих отрядов и соединений[492]. Здесь наряду с большевиками нередко оказывались и боротьбисты, политическое влияние которых
