Лао Дао посмотрел на часы: три часа до Перемены. Он собрался с мыслями. Мне пора.
5
Седой докладчик вернулся после банкета в свой офис, просмотрел кое-какие документы, а затем поучаствовал в видеопереговорах с Европой. В полночь он почувствовал, что устал. Он снял очки и потер переносицу. Наконец настало время ехать домой: обычно он работал до полуночи.
Зазвонил телефон. Старик взял трубку и услышал голос секретаря.
Результаты, представленные исследовательской группой, встревожили всех: кто-то обнаружил ошибку в одном из чисел в уже напечатанном заявлении, которое предстояло огласить на конференции. Исследователи хотели знать, нужно ли распечатать заявление заново. Старик немедленно одобрил их просьбу: это был важный проект, и его нужно было сделать как следует. Он спросил, кто ошибся в расчетах, и секретарь сказал, что это директор У Вэнь.
Старик сел на диван и задремал. Около четырех часов ночи телефон зазвонил снова: печать шла немного медленнее, чем ожидалось, и должна была закончиться только через час. Старик встал и посмотрел в окно. В темном небе мерцали яркие звезды созвездия Ориона.
Созвездие Ориона отражалось от поверхности озера, словно в зеркале. Лао Дао сидел на берегу и ждал Перемены.
Глядя на ночной парк, он и думал о том, что, вероятно, видит подобную картину в последний раз, но это совсем его не тревожило. Этот парк – прекрасное, тихое место, но к нему, Лао Дао, он не имел никакого отношения. Он не испытывал зависти или ненависти к местным жителям, а просто хотел запомнить свои ощущения. Ночью здесь горели фонари, совсем не похожие на мигающие неоновые огни, благодаря которым на Третьем уровне было светло, словно днем. Городские здания, казалось, уснули, дыша спокойно и размеренно.
В пять утра секретарь снова позвонил и сказал, что заявление напечатали еще раз и переплели, но документы все еще находятся в мастерской. Поэтому подчиненные спрашивали, следует ли им задержать запланированную Перемену.
Старик сразу принял решение. Разумеется, Перемену нужно отложить.
В пять сорок распечатанное заявление доставили на место проведения конференции, но его еще нужно было разложить по трем тысячам папок.
Лао Дао увидел тусклый свет зари. В это время года в шесть часов утра солнце еще не поднималось над горизонтом, но можно было увидеть, как вдали светлеет небо.
Лао Дао приготовился и посмотрел на экран телефона: до шести оставалась пара минут. Но, к его удивлению, он не заметил никаких признаков Перемены. Возможно, на Первом уровне даже она проходит более гладко.
В десять минут седьмого последний экземпляр заявления был уложен в папку.
Старик облегченно выдохнул и отдал приказ о начале Перемены.
Лао Дао заметил, что земля наконец-то пришла в движение. Он встал, размял затекшие конечности, а затем осторожно подошел к краю увеличивающейся трещины. Когда земля по обеим сторонам разлома поднялась, Лао Дао перелез через край, нащупал ногами опору и полез вниз. Земля начала поворачиваться.
В двадцать минут седьмого старику снова позвонил секретарь, чтобы сообщить о чрезвычайной ситуации. Оказалось, что директор У Вэнь забыл флешку с важными документами в банкетном зале. Он боялся, что роботы-уборщики ее выбросят, и хотел немедленно отправиться за ней.
Старик разозлился, но все же приказал остановить Перемену и изменить ее курс на противоположный.
Лао Дао медленно спускался по разрезу, как вдруг все резко остановилось. Через секунду земля снова задвигалась, но на этот раз в противоположном направлении. Края трещины смыкались. Лао Дао в ужасе полез наверх – так быстро, как только мог: ему приходилось соблюдать осторожность, чтобы рука или нога не сорвалась с уступа.
Трещина закрывалась быстрее, чем он предполагал, и когда он добрался до верха, ее края сомкнулись на лодыжке Лао Дао. Почва была достаточно мягкой и поэтому не раздавила его ногу и не сломала кости, но она держала его крепко, и высвободиться он не мог, как ни пытался. Он вспотел от ужаса и боли. Неужели меня обнаружили?
Лао Дао растянулся на земле. Ему показалось, что он слышит шаги, и он представил себе, что скоро прибудет полиция и арестует его. Возможно, сначала они отрежут ему ногу, и лишь затем бросят в тюрьму. Он не знал, удалось ли кому-нибудь его разоблачить.
Лежа на траве, он почувствовал холодок утренней росы: влажный воздух проникал под воротник и в рукава, не давая Лао Дао заснуть. Ежась от холода, Лао Дао беззвучно считал секунды, тщетно надеясь, что это была просто техническая неисправность. Он попытался придумать, что он будет говорить, если его поймают. Возможно, стоит упомянуть о том, что он двадцать восемь лет честно отработал на заводе, – тогда, возможно, люди почувствуют к нему симпатию. Лао Дао не знал, будут ли его судить. Судьба грозно нависла над ним.
А теперь судьба сдавила ему грудь. Из всего, что он испытал за последние двое суток, наибольшее впечатление на него произвел разговор со Стариной Гэ за ужином. Лао Дао почувствовал, что приблизился к пониманию какого-то аспекта истины, и возможно, именно поэтому смог мельком разглядеть очертания судьбы. Но они были слишком далекими, слишком холодными, слишком недостижимыми. Лао Дао не знал, зачем ему истина. Какой смысл в том, чтобы четко видеть все, но не иметь возможности что-то изменить? А ведь он видел далеко не все.
Судьба была похожа на облако, которое на миг приобретало какую-то знакомую форму, но исчезало, когда он пытался ее рассмотреть. Лао Дао – всего лишь обычный человек, один из 51 280 000 таких же, как он. И если для них подобная точность была излишней, если они говорили только о пятидесяти миллионах, то он превращался в ошибку при округлении, как будто его и не существовало. Он даже менее важен, чем пыль. Лао Дао вцепился в траву.
В шесть тридцать У Вэнь нашел свою флешку. В шесть сорок У Вэнь вернулся домой.
В шесть сорок пять обессилевший седой мужчина лег на маленькую кровать, стоявшую в его кабинете. Приказ был отдан, и колеса мира медленно закрутились. Над кофейным столиком и рабочим столом появились прозрачные крышки. Кровать выпустила облако усыпляющего газа, вытянула со всех сторон прутья ограждения, а затем поднялась в воздух. Когда земля и все на ней повернулось, кровать оставалась на своем месте, словно парящая в воздухе колыбель.
Перемена началась еще раз.
Проведя полчаса в отчаянии, Лао Дао снова обрел надежду. Земля двигалась. Как только трещина открылась, он вытащил из нее ногу, а затем, когда разлом стал достаточно широким, опять полез вниз. Теперь он двигался еще осторожнее, чем раньше. Кровь прилила к онемевшей ноге, и ему показалось, что его голень зудит и болит так, словно ее кусают тысячи муравьев. Боль была невыносимой, и ему пришлось кусать кулак, чтобы не закричать. Он падал; он вставал; он падал снова; он снова поднимался. Он прикладывал все свои силы и навыки, чтобы удержаться на поворачивающейся земле.
