Книга Малые Врата - Павел Гусев

– Что главарь степняков, что приближённые его, вели себя тихонько, молчали всё да в землю поглядывали, а телохранитель атамана ихнего, как уразумел с спросонок, что полонили его так словно с ума сошёл. То орёт угрозами, то слезами молит. Ну, мы ведь все кое-что по хазарский то мал-мала понимаем. Оказалось, что личный охранник смерти в бою просит, так как плен – это позор для всего его рода. А если говорит среди воинов славянских нет храбреца такого чтоб с ним выйти на поединок мог, то пусть просто его убьют, иначе он всё ровно вырвется рано или поздно и тогда кого не будь из наших зашибёт или даже загрызёт, если зашибить не получится. Поглядел на него наш пятидесятник, поглядел, да и решил, что толку с этого пленного бесноватого не будет, а поединок с ним кому-нибудь из молодых ратников опыту боевого добавит.

– Так тогда мы и поступили, кликнули тех, кто хочет с воином степняков сразится в честном бою. Желающих то много конечно оказалось, почти все юнцы, но старший наш прошёл сквозь них и отсеял большую часть, потому как этому хазарину неровня они были, а оставил только четверых самых умелых из молодых ратников. Бросили жребий, кому из четверых рубится с этим степняком. Выпало Григорию сыну сотника нашего. Григорий парень та ловкий, не смотри, что без уса ещё, да и ростом невысок, зато мечом и щитом владеет будто с ними и родился.

– Вышли значит оба война, друг напротив друга, обступили мы их, интересно же посмотреть, как схватка пройдёт, но оружие то своё наготове держим, на всякой случай. Хазарский воин на две головы выше нашего оказался и в плечах гораздо шире, да и меч его кривой длинней, чем у Гришки, вполовину. Здоров мужик нечего не скажешь, стоит на ногах своих кривых переминается, мечом по щиту своему колотит от нетерпения и рычит, значит, страху нагоняет. А глаза у степняка этого горят словно у волка в капкан попавшего. Ох, и тяжёлый соперник нашему бойцу достался. Думаю, я. А Григорий стоит против этого чёрта нерусского, спокойный вес такой, аж ленивый, кажется. Ремешок шлема подтянул своего и говорит готов я, значит, да с таким выражением на лице, ну будто по грибы идти собрался.

– И как только команда к бою прозвучала, хазарин на ногах своих кривых в раз до Гришки допрыгнул и с размаху рубанул. Гриха не увернулся, но шитом прикрыться успел, удар по его щиту получился, словно кузнец кувалдой вдарил. Если б наш боец прикрыться шитом не смог, то мне кажется, его бы на двое басурман мечом своим рассек, вместе с доспехом. Я уж откровенно говоря подумал, зарубит этот степняк нашего и вся недолга. Где ж с таким великаном справится, да который ещё и скачет, что бык, которому клеймо ставят. Не зря ведь он в телохранителях служил у атамана своего. Обычных воинов знать себе в стражу та ведь не берёт, это каждый знает. Против такого богатыря нужно в вдвоём, а то и втроём выходить и с копями желательно, что близко его не подпустить.

В голосе рассказчика зазвучали нотки волнения. Было видно, что ещё не старый, но уже довольно зрелый воин за каждого молодого бойца своей рати переживает словно за сына. Мишка слушал рассказ этого дозорного, не дыша и думал только бы не окликнул бы его не кто из старших по какому не будь неотложному делу, дав дослушать чем кончится поединок между нашим бойцом и ненавистным хазарином. Ведь в те времена не было аргументом к отсрочке, когда тебя окликнула к примеру мать или даже какая не будь другая бабка не из твоего рода, то что тебе нужно дослушать рассказчика. Это считалось вроде как оскорблением старшего и наказание за такое поведение следовало незамедлительно. Но Мишку никто не куда не окликнул, и он слушал с упоением, даже слегка приоткрыв рот и глядя во все глаза, чтоб не один звук не одно движение старшего дозора не улетучилось не замеченным от него.

А воин, сидевший за столом со своими соратниками продолжал, даже забыв об стоящим передним на столе ужине.

– Защитился, значит, наш Гришка от первого наскока, но богатырь хазарский давление на него не ослабляет, всё быстрей и резче мечом своим рубит, так что воздух гудит. И на один его вздох, ударов около трёх приходится. Да не абы как, рубит степняк, а всё ловушки словно паук паутину плетёт, то ткнёт острием неожиданно, то шитом саданёт, а то и ногу из-под своего соперника выбить норовит, сапогом своим огромным. А ратник наш, едва от ударов уврачеваться успевает, иногда их на щит принимая, а шит дубовый, железом окованный от ударов таких аж трещит, порой звонко так, что кажется вот-вот и распадётся на досточки. Хоть и правильно Григорий им защищается, жёстко не ставя, на ногах пружиня, то есть удар смягчает, а иной раз и свой меч под удар подставляет, тогда искры в стороны от мечей летят. Хазарин уж устать бы должен, столько без перерыва железом махать. Но смотрю я, а у него и дыхание спокойное, и лицо даже потом почти не покрылось. Мало того, что селён степняк как чёрт, да быстр, к тому же он ещё и вынослив словно сохатый. Гляжу я на эту схватку и думаю, не сносить тебе головы молодой и бой это твой последний, однако. А у самого меня от мыслей таких в нутре всё свербит и сулицу я свою от того рукой сжал сильно так, что аж ноготь на одном из пальцев по полам лопнул. Желание у меня тогда было, пуще всего на свете метнуть эту самую сулицу прямо в бочину, меж рёбер, этому богатырю не русскому. Но понимаю головой, что делать-то так не годится. Парень то ведь сам судьбу свою выбрал, не кто его не неволил, на поединок, вот пусть и бьётся как может. Гришка, конечно, тоже не только уврачевался, да защищался, но и сам время от времени противника достать хотел, да только хазарин опытный, всё своим узким глазом замечает и всегда от удара бойца нашего не просто защитится, а именно отбивает его на встречу своим ударом ещё более сильным. И просто чудом тогда казалось, что у Гришки ещё не одной раны не было, от такой мясорубки. Ну, видно правду молвят люди, что у любой верёвочки и начало, и конец та всё одно имеется. Подловил недруг ратника нашего и рубанул, садко так с размаха. Григорий щитом то прикрыться успел опять, да удар на ногах смягчить не вышло, как раньше. Хоть и крепок был щит у Гришки, с доски дубовой да мареной, с оковками и бубоном калёными, но удара такого он выдержать не смог. Отлетела от щита оковка из металла, сверкнув на послед в рассветном солнце яркой искрой и упала к ногам товарищей Гришиных. Раскололся, значит, щит. Да ладно бы, что просто переломился, так ещё и пока воин наш его не откинул в сторону Хазарин ещё и пинком успел Гришку в живот достать. Да так, что отлетел наш ратник назад, на шаг три, да ладно, что на ногах он устоять сумел. И снова степняк закружился быстро, словно вихрь несущий смерть.

– А пленный вожак хазарский с приближёнными своими видя, что боец их нашего одолевает улыбаются, скаля свои кривые зубы и щуря бес того узкие глаза. Я это увидел по тому как они как раз напротив меня стояли. Уточнил рассказик, отхлебнув из ковша, стоящего на столе голубичного сока, чтоб смочить пересохшее горло. Пока тот делал несколько долгих глотков вокруг стояла полная тишина и слышно было как шмель гудит за открытым окном собирая нектар с одуванчика. Утолив жажду старший дозора продолжил.

– Но Гришка наш виду даже не подал перед лицом смерти лютой, а швырнул он остатки своего расколотого надвое шита, по ногам врагу. По колену хазарину прилетело знатно, но недруг только расхохотался на это. И снова бросился на ратника рассекая воздух своим увесистым мечом. А Григорию словно без щита двигается легче стало и начал он приплясывать на своих лёгких ногах уходя от атак противника. Ускользнул боец наш пару раз от меча вражеского, правда тот проходил так близко, что казалось будто Гриху аж ветром обдавало. Восстановил он дыхание после того как пнул хазарин его под дых. А в следующий раз, когда враг опять шёл на него рубя на отмаш, наш молодой боец, поднырнув под щит недруга успел его ткнуть в спину под самую почку мечом своим острым. До почки достал он конечно едва ли, но хазарский богатырь чуть слышно охнул.