счастья! — Василий Иванович одернул китель и, взяв жену под руку, повел в дом Романовых.
Оля пришла в себя лишь у водопада. Присев на большой гладкий камень, она пригоршней зачерпнула из бурлящего потока воды и плеснула ее в свое разгоряченное от бега и волнения лицо. Ключевая вода и обожгла, и приятно охладила. Ойкнув от удовольствия, девушка еще несколько раз обрызгала лицо, потом долго держала руки под холодной струей. «Авиценна учил: если хочешь быстро сбросить усталость, успокоиться, приободриться от житейских невзгод, подставь ладони под струи холодной воды», — вдруг вспомнила она слова Алексея и почувствовала, что, действительно, к ней возвращается душевное равновесие.
Вот уже два года, как она оставила Ленинградский торговый институт и живет здесь, возле мамы, которая все еще не может оправиться от обширного инфаркта. Полгода она была прикована к постели, и Оля постоянно находилась рядом. Что только она ни передумала в те долгие и томительные ночи. Вспомнилось, как в один из вечеров ушел из дому отец. Молча собрал в чемодан свой слесарный инструмент, сверху положил книгу Ильфа и Петрова, сказал: «Бывайте…» — и исчез за дверью. Мама простояла всю ночь у окна. Лишь когда закукарекали петухи и заалела узкая полоска на небе, она тихо промолвила: «Судьба…»
На другой день Оля узнала, что отец много лет любил другую женщину. Тайком встречался с нею. А когда дочь окончила десятилетку, он открыто сказал об этом маме. Она не стала его удерживать, хотя и крепко любила.
Сколько Оля помнит, мама всегда решала все быстро и бесповоротно. Но потом очень переживала случившееся, казнила себя за чрезмерную гордость. Порой она просыпалась среди ночи, подходила к окну и долго стояла, всматривалась в ночь. «Мамочка, поплачь, легче будет», — подходила к ней Оля, ласкала ее, целовала лицо…
Но однажды мама все же заплакала. Это случилось, когда Оля приехала на лето после окончания первого курса института и поведала ей о том, что собирается выходить замуж за однокурсника Колю Ершакова. «Ты знаешь, мамочка, какой он умный и ласковый, заботливый и красивый. Он сделал мне предложение…» — обняв маму за шею, нашептывала она и вдруг увидела на ее щеках слезы.
Оля растерялась, побежала за водой. «А в любви он тебе признался?» — отпив из стакана глоток, спросила мама и долго, внимательно разглядывала дочь, ее глаза, брови, губы, щеки.
Больше о замужестве Оля и не заикалась маме. Но в отношениях между ними словно холодок пробежал. Мама замкнулась в себе, стала рано уходить на работу и поздно возвращаться домой. «Она избегает продолжения того разговора», — поняла Оля и сама больше не напоминала о нем, хотя в сердце девушки все настойчивее стучался вопрос: как же поступить? Вначале она хотела настоять на своем, убедить маму, что Коля самый, самый… и уехать к нему, в Ленинград. Потом ей стало жаль маму. Как же она останется одна? Без дочки. Без ее ласки и заботы. И она решила: никуда не поедет. Если Коля любит, то поймет и сам приедет.
Ершаков не приехал. А когда 29 августа, накануне нового учебного года они встретились, Коля холодно поздоровался и отошел от нее…
Тот первый день их встречи проходил для Оли как в тумане. Она все видела, все слушала, улыбалась, согласно кивала головой, но ничего не соображала. Ей не верилось, что Коля может вот так холодно и равнодушно пройти мимо нее, будто ее и нет, будто и не было бессонных ночей, горячих поцелуев, не было ничего, будто они чужие люди. Потом настала ночь. Долгая, темная, одинокая. Оля, сославшись на усталость, рано легла в постель, но так и не уснула до утра. Она впервые столкнулась с неверностью любимого человека.
Оля всегда осуждала черствость, равнодушие, зазнайство, предательство. Людей, наделенных этими качествами, она старалась избегать. И вот теперь таким оказался ее Ершаков. «Умный, ласковый и заботливый».
Что же произошло? Может, он не может простить ей то, что не приехала к нему, как обещала? Но ведь она и телеграмму дала, и четыре письма написала, в которых все объяснила. Он должен был ее понять. Должен! А вот, значит, не понял. Или не захотел понять…
За всю ту долгую ночь Оля так ни разу и не заплакала, хотя горечь подступала к горлу не один раз. Когда становилось совсем плохо, и слезы вот-вот вырвутся помимо ее воли, она начинала думать о маме, о том, как тяжело ей одной там, на станции…
Утром она встала раньше всех. Умылась, оделась, долго рассматривала себя в зеркало. Первой пришла на лекцию. Увидели Олю подруги, подивились ее внешнему облику. Слишком строгой и суровой стала обычно веселая и беззаботная студентка. А вечером Оля получила телеграмму. Дядя Вася со всей своей солдатской прямотой сообщал: «Немедленно приезжай, у мамы инфаркт». И она бросила все: институт, друзей, Колю.
Прошло два года. Забыла ли она Ершакова? Нет, не забыла. Нередко Оля думала о нем, иногда он снился ей ночами. И по утрам, когда она доставала фотоснимок Николая, сердце ее ныло сильно и тревожно стучало, а память как наяву воскрешала его улыбку, речь, живые и умные глаза. Да, Ершаков и теперь в ее сердце занимал очень много места. Он продолжал жить в ее сознании.
А Алешин? Ей казалось, что она готовится перешагнуть в иной мир. Разрушить невидимый барьер времени, оставить за этим барьером все то, что связывало ее с Николаем.
«Глупо, — успокаивала она себя. — Прежнего не вернешь, это урок на всю оставшуюся жизнь». И тут же возникало сомнение: «А что если и у Алексея чувства ненастоящие? Ведь ни разу толком даже и не поговорили друг с другом. Все на полусерьезе. Будто боимся признаться друг другу. А может, и впрямь боимся? Разве я убеждена, что Алешин испытывает ко мне серьезное влечение? Разве исключено, что он здесь, на этой отдаленной точке, в этой суровой и нелегкой военной жизни, просто ищет утешения, женской ласки. В этом ничего противоестественного нет. И стоит ли себя обманывать?»
А если с его стороны это серьезно? Если это настоящая любовь? Ведь и она к Алексею неравнодушна. Но ведь он не все знает о том, что у нее был Ершаков. И родители его, конечно же, ни о чем не знают. И неизвестно еще, как все это воспримет мама. Ох и трудно же будет ей, когда узнает, что кроме нее есть Алексей».
Подумав так, Оля вдруг с отчетливой яркостью поняла, что Алешин уже вытеснил
