Казалось, я бежал целую вечность, но в конце концов впереди показался холм Палача. Сразу за ним располагалась ферма. Вскоре я уже несся среди окружавших ее деревьев. Близко, так близко к убежищу, приготовленному мамой! Луна по-прежнему пылала красным, заливая все вокруг зловещим светом. И повешенные тоже были тут. Призраки. Останки тех, кого казнили много лет назад во время гражданской войны, что разрывала страну на части, натравливала брата на брата.
Мне уже приходилось видеть этих духов. В первые же минуты ученичества по пути в Чипенден Ведьмак заставил меня встретиться с ними лицом к лицу. Еще раньше, мальчиком, я слышал их из своей спальни. Фантомы существовали как факт и боялись собак, не подпускавших их к пастбищам. Но даже в тот раз, когда мы с хозяином впервые встретились с мертвецами, они не казались столь живыми, столь реальными. Сейчас висельники стонали и хрипели, медленно вращаясь на поскрипывающих ветвях. Устремленные на меня взгляды призраков как бы говорили, что в их участи есть и моя вина.
Это всего лишь неупокоенные, напомнил я себе чуть ли не первый урок Ведьмака. Это неосознанные сущности, привязанные к месту гибели. Только фрагменты, обрывочные воспоминания, а сами души давно ушли в иной и, оставалось надеяться, лучший мир. Однако они смотрели на меня, и холод их глаз пробирал до костей. А потом внезапно послышался жуткий звук: кто-то бежал по холму, громко топая по промерзшей земле.
Грималкин, ведьма-убийца, догоняла меня.
Глава 24
Отчаяние
Ведьма гналась за мной сквозь темный лес, приближаясь с каждым мгновением.
Я мчался со всех ног, отчаянно петляя. Ветви хлестали по лицу, дважды я метнулся в сторону, почувствовав на лбу холодные мертвые пальцы. Пальцы призраков. Пальцы висельников.
Они были фантомами, нематериальными образами, однако страх всегда придавал им силы и плотности. Я же испытывал не просто страх, а ужас — ужас перед смертью, которая наступала мне на пятки. И мой ужас подпитывал тьму.
Я устал и поминутно терял силы, но упорно прорывался к вершине холма Палача. Там будет хоть какая-то надежда: под гору бежать легче. За оградой у границы леса начиналось северное пастбище фермы. Стоит перебраться через забор, и до задней двери дома не больше полумили. Потом вверх по лестнице. Повернуть ключ в замке маминой комнаты. Войти. Запереться. Сумев проделать все это, я буду в безопасности! Но успею ли?
Грималкин может стащить меня с ограды. Или перехватить на лугу. Или во дворе. Или когда я на мгновение замешкаюсь, открывая дверь. Я представил, как дрожащими пальцами вставляю ключ в замок и тут слышу за спиной топот.
Но успею я хотя бы до забора добраться? Грималкин все ближе, ближе. Я слышу ее шаги.
«Повернись и сражайся, — прозвучал внутри голос. — Лучше так, чем внезапное нападение сзади».
Но на что я могу рассчитывать в схватке с опытной убийцей, которая обладает не только силой и скоростью ведьмы, но и талантом в своем ремесле?
В правой руке я сжимал посох Ведьмака, на запястье левой была намотана серебряная цепь. Я бежал; зловещий свет кровавой луны прорывался сквозь листья над головой. Я почти добрался до опушки леса Палача, но преследовательница была уже совсем рядом. Я слышал громкий топот и свистящее дыхание.
Когда я промчался мимо последнего дерева и прямо перед собой увидел ограду, ведьма бросилась на меня справа с кинжалами в руках. Длинные лезвия отсвечивали красным. Я метнулся влево и попытался набросить цепь, но бесчисленные тренировки не спасли. Я устал, был в ужасе и отчаянии; цепь упала на траву, не причинив ведьме вреда. И тогда от безысходности я в конце концов повернулся к ней лицом.
Я понимал: все кончено. У меня остался лишь посох Ведьмака, но вряд ли хватило бы сил даже вскинуть его. Сердце грохало в груди, дыхание вырывалось хрипом, мир вокруг медленно вращался.
Теперь впервые я смог как следует разглядеть Грималкин. На ней была короткая, перехваченная в талии черная блузка и юбка-штаны — видимо, чтобы удобнее бегать. Тело крест-накрест перетягивали узкие кожаные ремни с ножнами, из которых торчало всевозможное оружие: кинжалы разной длины, заостренные крюки, что-то вроде ножниц для стрижки овец…
Внезапно вспомнился вырезанный на стволе дуба знак, который Ведьмак показывал у границ Пендла. Нет, это не были ножницы для стрижки животных; это были большие, очень острые ножницы, способные кромсать людей. На шее ведьмы висело костяное ожерелье. В некоторых «бусинах» я узнал человеческие костяшки рук и ног. На мочках ушей болтались кости больших пальцев: так сказать, боевые трофеи.
Грималкин казалась сильной и в то же время странным образом красивой; и пока я глядел на нее, у меня заныла челюсть. Губы были подкрашены черным, и, когда ведьма приоткрыла рот в пародии на улыбку, я увидел, что зубы заточены до игольной остроты. И тут в памяти всплыли слова Тибба…
Я смотрел в зев смерти.
— Ты меня разочаровал, — произнесла Грималкин, прислонившись к стволу дерева и опустив кинжалы, так что лезвия скрестились на уровне коленей. — Я столько слышала о тебе и, хотя знала, что ты совсем юный, все же рассчитывала на большее. А ты, оказывается, просто дитя; к чему тут, спрашивается, мои навыки? Жаль, что нельзя подождать, пока ты подрастешь.
— В таком случае позвольте мне уйти. Ну пожалуйста! — взмолился я, уловив в ее словах проблеск надежды. — Мне говорили, вам неинтересно убивать влегкую. Так почему бы и впрямь не подождать? Я стану старше, и мы встретимся снова. Тогда я смогу дать вам бой. А пока отпустите меня!
— Я делаю то, что должно, — покачала она головой с искренней грустью в глазах. — Хотелось бы мне, чтобы все было иначе, но…
Ведьма расслабила правую кисть, и нож вонзился в землю у ее ног. Затем она широким жестом отвела руку назад, словно собираясь обнять меня.
— Иди сюда, дитя. Положи голову мне на грудь и закрой глаза. Я все сделаю быстро. Секундная боль в шее — почти как материнский поцелуй, — и борьба за жизнь закончится. Доверься мне. Наконец-то ты обретешь покой…
Я кивнул и, понурившись, поплелся к ней. Сердце бешено колотилось. На втором шаге по щекам внезапно полились слезы, и я услышал тяжкий вздох Грималкин. Я мгновенно перекинул посох Ведьмака из правой руки в левую и со всеми скоростью и силой, на какие был способен, выбросил его вперед. Клинок вошел в плечо ведьмы, пригвоздив ее к стволу.
Она не издала ни звука. Боль, наверное, была страшная, но Грималкин лишь плотнее сжала губы. Я отпустил посох — он, вонзенный в дерево, все еще подрагивал. Лезвие проникло глубоко, посох был рябиновый: освободиться ведьме будет ой как нелегко. У меня появился шанс спрятаться в маминой комнате.
Я сделал всего два шага, прежде чем что-то заставило меня обернуться. Потянувшись правой рукой, ведьма перехватила кинжал из левой и с невероятной силой метнула мне в голову.
Во вращающемся лезвии отражался красный свет луны. Это точно конец. Можно, конечно, нырнуть под клинок или отскочить, но против такой скорости мне никак не успеть.
