Книга Смерть у стеклянной струи - Ирина Потанина

Сердце Морского колотилось так громко, что он с опаской огляделся — откуда это такой грохот и не разбудит ли он спящих в недрах квартиры домочадцев. Увы. Спасения не было. Ни скрежетание замка, ни скрип двери, ни нарастающая сирена тревоги в голове Морского сон Галочки не потревожили, и оставалось лишь смириться, что насмешница-судьба оставила его наедине с опасной и желанной гостьей.

— Я знаю, уже поздно, — бормотала тем временем Ирина, кажется, находясь в состоянии глубокой невменяемости. — Но мне ужасно страшно. Я думаю, что я схожу с ума. Все в этом городе: все виды из окна, любой звук, доносящийся с улицы, все пропитано нами, и это убивает и гнетет… Я ни о чем другом не могу думать…

Она замерла, глядя в глаза Морскому, словно в бездну.

— Добро пожаловать в наш клуб, — печально произнес он, смирившись с неизбежным.

— Клуб? — Ирина, слегка ожив, насторожилась и поднялась на цыпочки, заглядывая через плечо Морского в квартиру. — У вас гости? Ах, да, я слышала, вы собираете на дому нечто вроде клуба по интересам… Я не вовремя, простите. Но, понимаете, — она закрыла глаза и глубоко вздохнула, — мне очень плохо. Все время думаю о Ярославе…

«Какой же я дурак! — пронеслось в мыслях Морского. — И даже, в общем-то, подлец». С горькой усмешкой он отшатнулся.

— Это жутко, — продолжила Ирина. — Я не хочу о нем все время думать, но мысли как взбесились… А только что, когда, вернувшись в номер, я собиралась уже спать, со мной случился приступ. Я вдруг увидела на стекле окна надпись Je veux rentrer chez moi. По-русски это значит «Хочу домой!» Представляете? На подоконнике при этом стояла чашка с кофе. Я сделала глоток. Ни с чем не спутаю! Это тот самый кофе, который Ярослав оставлял мне каждое утро. Это его секретный фирменный рецепт. И надпись была красная. Как будто кровью… И почерк точно-точно Ярослава… — Она схватила руку Морского своими ледяными ладонями. — Вы… Вы мне верите?

— Конечно…

— А зря! Сама я в это все ни капельки не верю. Так не бывает! Это психика шалит. Я разрыдалась, кинулась умыться. Потом вернулась и… надписи уже не было, а чашка стояла пустая и чистая. Как думаете, галлюцинации от нервов наносят мозгу необратимый урон? Я потом когда-нибудь снова смогу успокоиться?

— Так, — Морской окончательно опомнился и даже не стал шутить, про то, что «Ирина» и «успокоиться» — это антонимы. — Перестаньте! Все в порядке. Всякое бывает, и сонному измученному человеку может привидеться, что угодно… Это не повод паниковать.

— Может, и так, — заверила Ирина. — Но я все же испугалась. И помчалась куда глаза глядят. Выскочила на улицу, назвала таксисту ваш адрес, потом только опомнилась — зачем вам мои истерики? Хотела развернуть машину, но… кое-что еще случилось… И я, раз уж поехала — зашла. Это очень плохо? При Ярославе я к вам домой поехать ни за что не решилась бы. А тут уже два раза. Теперь-то можно… Хоть какой-то плюс… Что я несу! — Она схватилась за виски и закачалась, как сомнамбула. — И, кстати, вы себе думаете, что я сумасшедшая, а между тем в такси обнаружилось вот что: я заглянула в сумочку и поняла, что в ней кто-то рылся. Сегодня наш Горленко вернул мне лист из моего дневника. Следствие же закончилось. Я точно знаю, что лист был в сумочке перед тем, как я зашла в номер. Я видела его, когда доставала ключи. А теперь листа нет. Одно из двух — или и лист мне тоже привиделся, но тогда и Горленко тоже, и вы, и вообще вся эта жизнь, или пока я — ошарашенная надписью и кофе — глушила слезы в ванной ледяной водой, преступник зашел в номер и выкрал из моей сумочки все, что захотел. А захотел он только лист дневника. Что вероятнее?

— Очевидно, что…

— Если второе, то ведь этот же преступник мог написать и стереть надпись! И налить, и выпить кофе… То-то! И кто тогда тут сумасшедший? — Как всегда, нуждаясь в защите, она принималась атаковать.

— Похоже, я, — вздохнул Морской невнятно.

— Нет, все же я, — Ирина опять нашла, чему возражать. — Рецепт-то кофе тайный. Его передавали из поколения в поколение в семье у Грохов. И почерк! Почерк! Почерк!

Морской попытался, не обращая внимание на Ирину, последовательно воспроизвести в голове все услышанные только что факты. Ситуация, безусловно, требовала расследования.

— Почерк и вкус кофе вам могли померещиться, а остальное — проделки злоумышленников, — сказал он твердо. — Знаете что? Там, — он показал рукой в сторону соседней квартиры, хотя имел в виду совсем не ее, а расположенную с той стороны дома улицу, — сейчас ждет последнего трамвая Горленко. Он не так давно ушел и наверняка еще не уехал. Мы срочно должны или вызвать милицию, или сообщить Николаю, что случилось. Мне больше по душе идея с Николаем!

Он протянул руку в прихожую, схватил плащ и с криком «Вперед!» кинулся вниз по ступенькам.

Ирина, к счастью, поняла все с полуслова.

Увы, когда они выскочили из подъезда, на противоположной стороне улицы как раз стоял трамвай. Сел в него Горленко или уехал раньше, осталось неизвестным, но на остановке, когда трамвай отчалил и, словно бы в насмешку, озарил пространство снопом веселых искр, никого не осталось.

По инерции Ирина с Морским кинулись в погоню. Вернее Ирина — с упорством одержимца, отчаянно и резко, как бегают подростки, чтобы выплеснуть горечь и обиду — мчалась за трамваем, а Морской — за ней, с нелепым: «Стойте! Это бесполезно! Да перестаньте издеваться надо мной!»

— Вот это скорость! — пропыхтел он, когда бывшая жена, осознав тщетность своих попыток, развернулась и, обнаружив Морского далеко позади согнувшимся в три погибели, прибежала обратно. — Как вам это удается? Вы уже почти до Госпрома добежали! — Он все никак не мог восстановить дыхание.

— Балет не терпит слабых, и я все время тренируюсь. Ну и отсутствие вредных привычек, разумеется. Что вам тоже не помешало бы, — ответила Ирина, не упустив возможности упрекнуть бывшего мужа за пристрастие к табаку.

— Отсутствие? — Морской насмешливо приподнял одну бровь, но по ответному удивленному взгляду понял, что попал пальцем в небо. — Но Лариса-то хоть курит?

— Не знаю, не обращала внимания, — Ирина торопливо отвела глаза. — Но даже если да, она уже большая. Не вздумайте бранить ее и говорить, что это я вам рассказала!

— Не в брани дело. Это важно. Скажите правду — вы не курите?