Книга Дочь Рейха - Луиза Фейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
Я улыбаюсь, глядя ему в глаза, и чувствую, как вместе с туманом рассеивается мое беспокойство.
– Знаешь, – говорит он, не глядя на медведей, которые продолжают бродить по клетке, – когда ты улыбаешься, то в мире нет никого красивее тебя.
Я тычу его в бок:
– Ты надо мной смеешься.
– Вовсе нет. Это чистая правда. Я давно так думаю, просто не мог набраться смелости сказать тебе об этом. Вот и решил, что, если не скажу тебе сейчас…
– Ш-ш-ш… – Я подношу палец к его губам. – Только не говори, что другого случая не будет.
– Ладно. Не буду. Но ты не можешь запретить мне еще и еще говорить тебе о том, какая ты красивая и как ты много для меня значишь. – (Я чувствую, что краснею под его напряженным взглядом.) – Да и ты сама не стесняйся, говори мне иногда, какой я бедовый парень, – продолжает он, – и как тебе хорошо в моей несравненной компании, и как тебе нравятся мои шутки. – (Я хихикаю, и мы идем дальше.) – Кстати, самое время пошутить. – Помолчав, он добавляет: – У Геринга столько наград, что они не помещаются на груди, и он пришил к мундиру стрелку с надписью: «Продолжение осмотра сзади…»
– У тебя и правда невыносимые шутки!
– Не у меня одного, – улыбается он. – Мы все так шутим. Это нас и спасает, наверное.
Вдруг Вальтер, оглянувшись, тянет меня за ствол большого дерева, которое растет на краю аллеи. Там он обеими руками обхватывает меня за талию, и мы снова целуемся, прильнув друг к другу. Чувствую, как что-то твердое набухает между нами. Просто удивительно, какую я имею над ним власть.
А если я отдамся ему, что тогда: кончится наваждение, иссякнет страсть, пройдет желание? Но мы так давно не были вместе, что я не хочу даже думать о таком. Наоборот, мне нужно, чтобы он хотел только меня, одну меня, больше всего на свете. Поцелуй кончается, но мы, не в силах разделиться, еще долго стоим, соприкасаясь лбами, так что смешивается наше дыхание.
– Скажи, ты когда-нибудь думаешь об «этом»? – шепчу я.
– Шутишь? Спроси лучше, когда я об этом не думаю. – Он притягивает меня ближе. – А ты бы хотела?
Воздух вокруг тих и недвижен. Капли воды стекают с листьев деревьев.
– Не знаю…
Но это неправда. Я знаю: я хочу этого, хочу отчаянно, больше всего на свете.
Мысль вдруг придавливает меня; она повисает над нами, огромная, как небо, всепроникающая, как туман, и легкая, как воздух. Желание невозможного: касания обнаженных тел, его руки, скользящие по моей коже, полное слияние.
Смешение крови.
– Хетти, все в порядке. Мы не должны этого делать. Нам нельзя. Мы и не будем. Я никогда не сделаю с тобой ничего против твоей воли.
И мы прекращаем этот разговор. Просто гуляем, держась за руки, и я дышу его запахом.
Я знаю, нашим встречам надо положить конец. В тот день, когда мы ходили в зоопарк, я проявила слабость. Надо было сделать это еще тогда, теперь все куда труднее. Но каждый раз, когда мне удается улизнуть из дому для встречи с тобой, я трясусь от страха, как бы нас не увидели. Во второй раз Томас меня не пощадит. А он теперь заходит за мной регулярно, раз в месяц, а то и чаще, пригласить меня в кино или на прогулку. Иногда под каким-нибудь предлогом я отказываюсь, но чаще соглашаюсь. Ради тебя. Хорошо еще, что смены у него длинные, а выходных мало. Вальтер, до чего же я боюсь, что нас опять кто-нибудь увидит. Хотя сегодня на улице была такая благодать: тепло, солнечно, деревья в цвету. Мама и папа поехали на день рождения к мэру Шульцу, а мы, воспользовавшись этим, отправились на трамвае в Ауэнвальд, лес под Лейпцигом, где могли не опасаться встретить никого из тех, кого мы знаем. Ты сказал мне, что любишь меня и хотел бы всю жизнь провести со мной вместе. Потом мы целовались. Я могу целоваться с тобой весь день, мне это никогда не надоедает. Но как же от этой сладкой горечи ноет сердце!
Я открываю платяной шкаф, приподнимаю отошедшую фанерку на днище и прячу туда дневник: здесь надежнее, чем под матрасом. Вернув фанерку на место, я прикрываю ее стопкой постельного белья и одеял. Вечер еще только начался, и мама с папой еще не вернулись: видимо, обед с шампанским по случаю дня рождения мэра затянулся.
В дневной гостиной я нахожу «Ляйпцигер» и бегло просматриваю колонку новостей. Там то же, что и во всех газетах страны: реляции о нулевой безработице в Германии и об индустриальных успехах страны.
Я просматриваю редакторскую статью и папину еженедельную колонку «Крестовый поход за моральную чистоту». Пишут об аресте «асоциальных типов», виновных в самом гнусном моральном разложении. Я вспоминаю, как папа говорил о том, что их ждет Бухенвальд, концлагерь. Это слово редко звучит в нашем доме. Люди вообще предпочитают помалкивать о лагерях, а если говорят, то шепотом, точно боятся, что, если заговорят о них вслух, то сами там и окажутся. Лагеря строят в далеких малолюдных уголках. И это прибавляет им таинственности, а заодно усиливает страх.
Папа заявляет, что жуткие слухи – это заведомая ложь, которую распространяют иностранные газ еты. Истории, якобы рассказанные бывшими узниками, которым удалось бежать, на самом деле выдумывают сами журналисты. «Враждебная пропаганда, – говорит отец, – и главная ее цель – раздуть ненависть к германскому народу». И все-таки я сомневаюсь… Вспоминаю отца Томаса, и мне становится страшно. Не может быть, чтобы в этих ужасных слухах была хотя бы доля правды. Но после наших разговоров с Вальтером я ни в чем уже не уверена.
Я швыряю газету на стол. Вдруг мне вспоминается, как пару лет назад папа водил нас с Карлом в издательство «Ляйпцигера». Он хотел, чтобы Карл ощутил магию этого места, чтобы в нем проснулось желание в один прекрасный день встать во главе всего этого. Мы наблюдали сутолоку в комнате репортеров, где постоянно звонил телефон, журналисты то и дело вбегали и выбегали, ссорились, кричали друг на друга. Папа объяснял нам, что время подготовки номера всегда ограниченно, и потому статьи и иллюстрации к ним готовятся в страшной спешке. В типографии мы видели, как работают огромные печатные прессы, как наборщики вставляют металлические буквы в рамки, и слово за словом, строчка за строчкой, страница за страницей из-под их рук выходит номер газеты. Наблюдая, как мечутся люди, как они спешат, работают в тесноте, в грязи, в духоте, в помещении, пропахшем напряжением и потом, мы спросили тогда у папы: зачем это все, если в газете просматривают только заголовки?
От наших слов папа пришел в ужас.
– Это, – с жаром сказал он нам, – самое могущественное оружие. Вот этими словами, напечатанными на простой бумаге, мы формируем нацию. Нет такой вещи, как новости сами по себе. Новости – это власть, упакованная в сообщение, преподнесенное, рассказанное и пересказанное определенным образом. Вот эта газета, – его глаза зажглись гордостью, – дает мне власть вкладывать в головы людей то, что я хочу, и так, как мне этого хочется. Разве вы не понимаете, какое превосходство над ними это дает мне, какую силу?
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Дочь Рейха - Луиза Фейн», после закрытия браузера.